ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
И в положении меж двух огней есть своя выгода. Во всяком случае, не замерзнешь.
Джордано Бруно
Окна в хижине, где располагалась наша «исповедальня», были выбиты и затянуты кусками парусины. Рыбацкая семья, обитавшая в нем, увидев нежданных важных гостей, как-то бочком поспешила покинуть свое жилище, явно не до конца доверяя благожелательности невесть откуда взявшихся завоевателей. На полу хибары лежало несколько умирающих американцев, над которыми хлопотал Рассел в коричневом доминиканском одеянии и парике с тонзурой. Впрочем, весь этот маскарад мог ввести в заблуждение разве что голодного туземца с острова Сатанаксио. Холеное лицо Двадцать третьего герцога Бедфордского и его безукоризненная военная выправка так же вязались с монашеским одеянием, как кавалерийские сапоги с балетными пачками.
– Где вас черти носят? – набросился на нас служитель культа в выражениях, явно не подобающих его духовному сану. Со стороны, должно быть, выглядело весьма забавно, как безвестный бедный монах распекает высокопоставленных офицеров за опоздание.
– Извини, военный совет, – начал было я.
– Я тоже дам тебе совет, – перебил меня старина Зеф. – Быть может, не такой военный, но зато полезный. К тебе, Лис, он тоже относится. Если вы тут выполняете задание Института, то будьте добры помнить, что для вас главное, а что второстепенное. Я вас прождал не меньше двух часов. Все это время мобильная подводная камера переброски ждет меня у берега в состоянии готовности. А это, должен вам заметить, обходится в изрядный шиллинг...
Делать было нечего. Объяснять Расселу, что мы не могли по его вызову встать и откланяться, сообщив, что нас ожидает представитель Института, было бесполезно. Он просто не желал нас слушать. А потому нам не оставалось ничего другого, как изобразить на лицах полнейшее смирение и предоставить свою дальнейшую участь воле начальства.
– Дьявольщина! В жизни своей не отпускал столько грехов, – успокоенный нашей безропотностью, произнес герцог Бедфордский, знаменуя окончание начальственного аутодафе. – Ладно, к делу.
– Ага, – кивнул Лис, – к делу. Как говаривал один знакомый следователь, приобщая конверт с червонцами к своему карману.
Зеф метнул на него гневный взгляд.
– Шутки в сторону, господа офицеры. Я вас, конечно, поздравляю с сегодняшней победой. Главным образом, с тем, что вы остались живы. Жаль, не успеем это отметить. А я, кстати, прихватил пару бутылок прекрасного «Хенесси». Но да бог с вами, оставлю, выпьете на досуге. Сейчас же ситуация складывается буквально следующим образом: в связи с ожидающимся прибытием вашей армады в местных верхах произошел явный разброд и шатание. На данный момент дела у американцев идут неважно, в апреле к генералу Гоу подошло свежее подкрепление, и его войска нанесли мятежникам ряд ощутимых поражений. Вы же своим прибытием и вовсе мешаете континенталам все карты. Как докладывает твой дядюшка, Вальдар, группа видных представителей Конгресса уже прислала в Лондон некоего Томаса Карстена, мастера одной из здешних масонских лож, с целью поиска путей примирения, а быть может даже, и почетной капитуляции.
– А мы тут при чем? – возмутился я, собираясь заявить, что отъезд мистера Карстена в Англию к нашим действиям не имеет ни малейшего отношения.
– При исполнении служебных обязанностей, – отрезал Рассел. – Теперь они у вас будут таковы: запоминайте, это ваше новое задание. Поскольку из-за вашей экспедиции срывается подписание Декларации Независимости, а Институт считает, что в этом мире она должна быть подписана, на вас возлагается личная ответственность за то, чтобы все было завершено в кратчайшие сроки. Естественно, с необходимым Институту результатом.
– Всего-то! – хмыкнул Лис. – Может, нам еще стоит тут побороться за права человека или, скажем, за гуманное отношение к животным? Пусть ваша светлость только прикажет, мы ща тут мигом всех коней в мустанги перепишем.
– В ваши прямые обязанности это не входит. В свободное от работы время – пожалуйста, – парировал выпад моего напарника Рассел. – А с Декларацией Независимости не затягивайте. Желательно, чтоб к осени ее уже подписали.
– Точно, – не удержался от обычной своей колкости Лис. – Чтоб маленькие американские детишки, придя первого сентября в школу, на первом же уроке смогли насладиться ее текстом.
– Все, джентльмены, – пропуская мимо ушей слова Лиса, произнес Джозеф, – время идет, камера перехода простаивает. Проводите-ка меня лучше через посты. И вот что еще: можете сообщить своему «государю-императору»: по донесениям нашего канадского резидента, Салават Юлаев благополучно пересек Аляску и движется по Канаде в сторону Великих озер. В его армии более пятидесяти тысяч человек, причем полный Ноев ковчег: башкиры, буряты, тува, китайцы, манчжуры, чукчи, в общем, где шел, там и подбирал. Согласно последней информации, в Канаде к нему почти в полном составе уже примкнули аджибуэи, асеинибойны и кри равнин. Союз делаверов также готов поддержать армию «Свободных людей», как они себя величают.
– Какой впечатлительный мальчик, – внезапно усмехнулся этим известиям Лис, – а всего лишь стоило процитировать ему Фауста:
Жизнь и годы прошли недаром,
Ясен предел мне мудрости земной.
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой.
– Джентльмены, летние ночи коротки, скоро начнет светать. Самое время возвращаться, чтобы не создавать ненужных легенд.
– Ненужных легенд не бывает, – вздохнул Лис, толкая дверь рыбачьей лачуги. – Ненужная бывает правда, но это к делу не относится.
Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо.
– Милорд, – будил меня Редферн, – государь велел вызвать вас в штаб. Там английский офицер дожидается. Его величеству толмач нужен.
– Да, – пробормотал я, усаживаясь на койке, сооруженной Питером из пустых ружейных ящиков и заботливо покрытых им прихваченным со «Святослава» тюфяком. Поверх тюфяка он любовно стелил тончайшее итальянское белье, заботливо стираемое при каждой появляющейся возможности. – Передай, – что, я сейчас иду.
Я был в церквушке минут через десять. Встававшее из-за горизонта солнце уже освещало холмы вчерашней битвы, спящий лагерь, лазарет, в котором под руководством Калиостро не смыкая глаз трудились имевшиеся в корпусе лекари, одним словом, все, что унаследовал день сегодняшний от вчерашнего. Новым в этой картине было, пожалуй, лишь скопление красных драгунских мундиров близ церквушки, в которой располагался штаб. Я прошел мимо рослых кавалеристов, весело обсуждавших между собой «дикость» одеяния новых союзников, и проследовал в ставку, где уже ждали меня Пугачев и представитель британского командования.
– Вы говорите по-английски? – спросил он, недоверчиво поглядывая на мой российский флигель-адъютантский мундир.
– Я англичанин. Во всяком случае, по рождению.
– О, приятно увидеть в таком месте соотечественника. Я полковник Эшли Сазерленд из штаба генерала Корнуоллиса. Я послан его превосходительством, чтобы урегулировать досадный инцидент, произошедший между майором Хокинсом и каким-то артиллерийским офицером корпуса князя Заволжского. А также для того, чтобы передать князю Заволжскому план его дальнейшей передислокации с маршрутом движения вплоть до соединения ваших войск с армией генерала Корнуоллиса.
