– Слушаюсь, ваше превосходительство.
– Алё, капитан! Ты будешь смеяться, но это опять я.
– Лис, дорогой, ну как там у тебя?
– Все просто восхитительно! Картина Репина «Не ждали», мягко перетекающая в картину «Утро стрелецкой казни».
– Так что можно посылать...
– Я тебе пошлю! Я те так пошлю! Ты, блин, историю делаешь или войну выигрываешь?! Капитан, я тебя, конечно, уважаю, но временами ты меня просто удивляешь. Этот день войдет в историю страны едва ли не как главный праздник. О нем будут написаны тысячи исторических исследований, а ты пытаешься внести в это эпохальное событие какую-то мышиную возню, вроде подписания никому не нужной капитуляции. Или что там у тебя на уме?..
– Лис, не томи, – отмахнулся я. – У тебя есть план?
– Да!!! Это будет грандиозно! Феерия! Это будет шоу, о котором историки станут писать, заливаясь слезами по пояс! Твоя задача проста: завтра на рассвете выставить войска, но только красиво выстроить, напротив Питтсбурга. Шоб солнце восходило над головами несметной рати, шоб птицы пели... Дай бог только, чтоб погода не испортилась. Тьфу, тьфу, тьфу! Построение на тебе, погоду, так и быть, оставим Всевышнему, остальным я займусь сам.
Бог, который, как известно, хранит пьяных, дураков и американскую армию, по просьбе Лиса дал безоблачное небо, громкоголосых птиц и легкий ветерок, вполне достаточный, чтоб развевать полотнища знамен. Встающее из-за горизонта солнце освещало ряды полков, выстраивавшихся на каменистой равнине. Белые, черные, красные, желтые лица с разным разрезом глаз и очерком скул, но все до единого полные отваги и сознания необъяснимой важности происходящего. Разбуженный боем барабанов и звуками труб, на городские окраины валил любопытствующий люд, ожидающий увидеть нечто невероятное. Полки континенталов выходили из города и, вытягиваясь в линию напротив нас, перестраивались в боевые порядки. С фланга к ним примыкала армия Лафайета.
– Господи, да где ж Лизавета Кирилловна-то? – прошептал едущий за мной Редферн.
– Не волнуйся, я думаю, с ней все хорошо, – обнадежил его я.
Построение закончилось, и армии неподвижно стояли друг перед другом. Стотысячная армия Пугачева и пятнадцатитысячная Вашингтона. Построение закончилось, и смолкли звуки мерных шагов, звуки труб и барабанов. Лишь фыркали кони и ветер хлопал шелком знамен.
– Неужто таки сражаться будут? – пробормотал Пугачев, обращаясь ко мне. – Дай-ка подзорную трубу.
Я молча протянул зрительный прибор императору.
– Так. Вон Вашингтона вижу. Вон тоит, под знаменем с лилиями, наверняка Лафайет. Под польским орлом не Михаил. Видать, Пулавский...
Со стороны континенталов одинокий горнист пропел команду «Знаменщики вперед!», предшествующую решительной атаке.
– Давай, Вальдар, и ты командуй, – мрачно кинул «император».
Я перевел взгляд на командующего армией Орлова. Он кивнул, подтверждая распоряжение государя.
Шеренги континенталов расступились, и из строя с зачехленными знаменами выехали два всадника.
– Постой, – поднял руку Пугачев, впиваясь глазом в окуляр подзорной трубы, словно не желая верить увиденному. – Это же Лис с Доманским!
Чехлы знамен изящно отлетели в сторону, словно плащи тореро, и порыв ветра раздул штандарты корабельным парусом.
– Да ведь... – все еще не веря увиденному, во весь голос крикнул «государь». – Да ведь там орел! Наш трехглавый орел! – Он вновь посмотрел в подзорную трубу. – Только средняя голова у него отчего-то белая. Ну да ладно, об этом потом.
Армии, стоявшие в идеальном равнении друг против друга, при виде этих знамен пришли в неистовство и, сорвавшись с места, ринулись навстречу друг другу, оглашая равнину приветственными криками, от которых наверняка тряслись окна не только в Питтсбурге, но и в занятых англичанами Нью-Йорке, Бостоне и Филадельфии. Они мчались навстречу друг другу, подбрасывая вверх шляпы и раскрывая объятия, подобно братьям, пережившим долгую разлуку.
– Вот так, судари мои, – произнес, обращаясь к нам, Пугачев, обводя подзорной трубой сцену всеобщего братания, – из многих народов единый делать будем! – Он кивнул в сторону стоявшего вдали Вашингтона со штабом. – Ну что, господа мои, поехали?
Эпилог
Уходим под воду в нейтральной воде.
В. Высоцкий
Декларация Независимости Америки Руси Заморской была подписана спустя неделю после питтсбугского братания. Правда, на мой взгляд, редакция, принятая Великим Кругом Вольных Штатов, была немного шире известной в нашем мире. Она на веки вечные запрещала рабство и даровала всем гражданам казачьи вольности. Но это уже было за рамками нашего задания. Возмущенное правительство Англии заявило яростный протест императрице Екатерине, на что Екатерина лишь помянула в сердцах словечко, услышанное, видать, в гвардейских казармах, и промолвила без тени сомнения:
– Пиши, хохол. Блокаду Руси Заморской мы не признаем и всеми силами флота и армии нашей оную сокрушать будем. Емельке же, – она поправилась, – Петру дай знать, что от лица Руси Великой его с великим деянием поздравляю. Всякая власть от бога, и не английским бумагомаракам решать, кому править, а кому нет. Отпиши ему, что вражды между нами нет и быть не может. Торговать будем, – обратилась она к Безбородко.
Благодаря неизменному Колонтареву мы слышали все это своими ушами, и наши сердца радовались такому исходу дела.
Война все еще продолжалась. Англичане удерживали часть атлантического побережья, и нашим войскам необходимо было немало потрудиться, чтобы выбить их оттуда. Однако и мне, и Лису уже было не до этого. Нам было велено возвращаться, и вот теперь на берегу безызвестной бухты мы ждали всплытия подводной камеры перехода, той самой, при помощи которой некогда навещал нас Джозеф Рассел.
Я лежал на спине среди прибрежных валунов и, печально глядя в небо, покусывал сорванную травинку.
– Черт возьми! – Лис, бросавший с обломка скалы голыши в воду, скрылся за камнем, вытаскивая из кармана подзорную трубу. – Корабли! Только этого нам сейчас и не хватало! Придется затаиться до темноты. – Мой напарник уставился на подходящие к бухте корабли. – Фрегат и транспортник. Транспортник, похоже, английский. А фрегат... фрегат – флаг не разберешь. Капер, что ли? Ну-ка, ну-ка! О-ля-ля! Надо же... Капитан, взгляни, тебе будет интересно.
– Ну, что там еще? – неохотно отозвался я, внутренне смиряясь с необходимостью подняться.
– Давай, давай, не ленись.
Я поднялся с тяжелым вздохом, принимая протянутую Лисом подзорную трубу.
– Ну и что, фрегат как фрегат. Судя по всему, недавней постройки. Хорошие обводы... м-м... сорок четыре пушки...
– Куда ты смотришь! Под бушприт посмотри.
Я перевел взгляд туда, куда указывал вчерашний генерал-аншеф. Застывший в атаке фехтовальщик, казалось, рвался вперед, вытянув вооруженную шпагой руку.
