– Умно баешь, Закревский, умно.
– Да будя тебе потешаться, государь. Я токмо резоны твои енералам нашим растолковываю.
– Добро. А граф Орлов что по сему думает?
– В куски шматовать Катерину! – Из-за дальнего края стола вскочил глыбообразный казак с висячими усами.
– Сиди уже. Шматовать. Ухами слухай, я Орловых спрашиваю, а ты – Потемкин.
– Че? – Удивленный казак захлопал глазами. – Че, правда, что ли?
– Я че, по-твоему, брешу?! – Пугачев грохнул кулаком об стол.
– Прости, батька, недотемкал сдуру, – пробормотал казак, усаживаясь на свое место.
– Так что все же граф Орлов нам скажет?
Алексей Орлов, глубокомысленно закрывший нижнюю часть лица ладонью, чтобы скрыть предательский смешок, окончательно овладел собой и начал неспешно:
– Господа, цель любой войны состоит вовсе не в том, чтобы убить больше солдат противника. Будь наш государь Петр III тем разбойником, каким его пытаются представить при дворе, я бы вместе с вами, почтеннейшие генералы, ратовал за поход на столицу. Но искусство императора состоит не в том, чтобы с саблею в руке побеждать противника, сие дело его военачальников, а в том, чтобы знать, когда и зачем следует начать войну и каким образом закончить ее на выгодных для державы условиях. Я знаю государя уже много лет и потому беру на себя смелость полагать что; как обычно в таких случаях, его царственная мудрость возобладает над воинской отвагой.
– Да предлагаешь-то ты что? – крякнул кто-то из дальнего угла штабной избы.
– А ну цыц, паскуда! – гаркнул на него Пугачев. – Не видишь, что ли, кто говорит? – В помещении нависла гнетущая тишина.
– Я полагаю, что сейчас наиболее благоприятный случай начать переговоры.
– А коли западня вновь? – не удержался от реплики кто-то.
– Западня, – улыбнулся Орлов, – это всегда палка о двух концах. Вы полагаете, что Екатерина может устроить ее для своего супруга? Возможно, это и не лишено резона. Но кто мешает нам организовать западню для самой Екатерины? Не забывайте об этом, господа. А посему я и мои братья за переговоры. – Орлов сел на место.
Прения возобновились вновь. Запах мозговой опрелости, смешанный с запахом пота и браги, висел в тесном помещении, так что в нем мог свободно парить даже не топор, а вязанка стрелецких бердышей.
– Все! – рявкнул вконец утомленный «государь», перекрывая голосом бурные дебаты своих не в меру разошедшихся «енералов». – Сейчас от вас толку нет. Идите спать, да после того обдумайте, вести ли нам переговоры али нет. Ввечеру вновь вас соберу. Каждому по слову дам, токмо «любо» али «не любо». А пока идите все, почивайте.
Я побрел в свою каморку, в которой не было даже котелка над огнем, нарисованного на куске старой холстины, и завалился спать на уже обжитую охапку сена, но кусок старого холста, пожалуй, был бы сейчас весьма кстати, перед рассветом здесь обычно прохладно. Словно читая мои мысли, в сарайчике возник Питер с конской попоной в руках.
– Вот, я принес вам, ваша милость. Укройтесь, все теплее будет...
Я не дал Редферну развить свою мысль. За тонкой дощатой стенкой, отделявшей сарайчик от двора, слышалась негромкая французская речь. Один из голосов был мне уже знаком довольно давно, второй я услышал только сегодня, но эти повелительные интонации я бы вряд ли смог столь быстро забыть.
– Алексей, – с отчаянием в голосе говорила Елизавета Разумовская, – как ты не понимаешь, он наша единственная опора. Мы поднимаем его – он защищает нас. Ему нельзя ехать в Санкт-Петербург. – Я усмехнулся. Встреча «венценосных супругов» планировалась под Москвой, но об этом, кроме меня, Екатерины и, вернее всего, Безбородко, никто не знал. – Там его наверняка будет ожидать засада.
– Вот и славно, – насмешливо отвечал ей Орлов. – Я полагаю, именно так все и будет. Ну скажи на милость, зачем тебе нужен этот немытый разбойник? Ты же не считаешь его всерьез своим братом?
– Конечно, нет! О чем ты говоришь?! – возмущенно отозвалась его супруга.
– Вот видишь. Нам нужен не Емелька Пугачев, а светлый образ народного государя. Мы должны заставить его ехать на эту чертову встречу. Пусть он отправляется туда, пусть возьмет с собою своих советников, пусть они сложат голову на плахе. Их не будет, но останется память. И вот ради этой памяти мы и поведем полки... За тебя, дорогая. В любом случае Пугачев никудышный полководец, рано или поздно его разобьют. И можешь мне поверить, не приди мы, этот час был бы уже близок. Когда во главе армии встану я, все изменится. Мы не пойдем на Москву или Петербург. Этот шут Закревский был прав, говоря, что такая длинная дорога послужит могилой для армии. Нет, мы сделаем по-другому. Мы отрежем от России Сибирь, отрежем Яик, татарские степи вновь станут непроходимой границей. Вот тогда мы и посмотрим, чего будут стоить хваленые богатства России без этих земель. И вот тогда-то, обосновавшись здесь, мы сможем помышлять и о походе на столицу.
– Твой план грандиозен, любимый, но...
Голоса отдалились. Я уже не мог расслышать продолжения беседы.
«Хитер Алексей Григорьевич, хитер, – усмехнулся я. – Да вот Лиса зря шутом обозвал. На эту швабру лучше не наступать, лоб расшибешь. А планы твои... Сейчас подумаем и о них, вот только прикрою глаза...» Я закрыл глаза и провалился, буквально рухнул в сон.
– Алло, капитан! Тут тебе шо, дом отдыха? Недремлющий брегет уже давно звонит обед, а ты все дрыхнешь.
Я открыл глаза и потряс головой, чтобы отогнать сон.
– Да, сейчас встаю. Что там в ставке?
– Дым коромыслом. Пьянству бой, б...у гёрл. Цыгане соловьями заливаются, а ручки у них скоро будут такие позолоченные, что они без посторонней помощи их от земли оторвать не смогут. Ладно, хватит валяться, давай вали сюда, нам с тобой еще сегодня на вечер надо парламентское большинство обеспечить. Вставай, отец родной, ты у нас лорд или зачем? В этой вашей палате небось бывал?
– Так, мельком.
– Ну ничего, твой парламентский опыт и мои непарламентские выражения наверняка принесут нам победу.
Я окончательно проснулся и отправился искать Редферна. Перспектива участвовать в военном совете, пусть даже и таком военном совете, небритым мне вовсе не улыбалась. Вся надежда была на Питера. Небольшая речушка, протекавшая в этих местах, изрядно обмелела от летней жары, да и войско, стоявшее на ее берегах, выпивало за день много больше, чем выбрасывали наполняющие ее родники, а потому проблема достать воды для умывания, а уж тем более для бритья здесь была вовсе не шуточной. В глазах казаков это был явно неоправданный перерасход драгоценной влаги. Но Петр Ребров не был бы Питером Редферном, если бы не добыл все необходимое для приведения в порядок «их», то есть моей милости даже посреди Сахары.
Через полчаса я, изрядно посвежевший и приведенный в порядок, отправился в гости к своему лихому напарнику для обсуждения предстоящих дебатов.
