– Воеводу Воледара Ингваровича да побратима его Лиса Венедина Володимир Ильич к себе кличет. – Прокричав это, всадник дал шпоры своему горячему скакуну и галопом помчался куда-то еще сообщать волю Муромца.
* * *
Вблизи штабного шатра дорогу нам преградил Илья Муромец собственной персоной.
– Пошли, – кинул он, кладя руки нам на плечи.
От такого приглашения тяжело было отказаться. Я обратил внимание, что тон богатыря был не то чтобы холоден, но мрачен. Казалось, он вовсе не был рад встрече с боевыми товарищами.
– Отец твой нас звал, – неспешно произнес я.
– Знаю. Он и велел вас перенять да проводить. Мы с Лисом переглянулись. Начало не предвещало ничего хорошего.
– Идем, идем, – заторопил нас Илья Володимирович. – Вначале посмотрим да послушаем, а уж затем беседы побеседуем.
– Час от часу не легче, – вздохнул я, понимая, что вряд ли бы старший Муромец избрал столь странный способ встречи для веселых застольных бесед.
В тягостных раздумьях мы дошли до шатра и, обойдя его, втиснулись в небольшую палатку, примыкавшую к нему сзади и, очевидно, предназначенную для ночлега отдыхающей стражи.
– …Теперь же мы одержали славную победу, и никто уже там не посмеет сказать, что мы слабы, – четко и размеренно произносил чей-то уверенный голос.
– Это Мстислав Киевский, – пояснил Илья Муромец.
– И мы, и наши враги понесли огромные потери, – продолжал тот же голос. – Но армии Чингисхана неисчислимы, пройдет немного времени, и на смену этой Орде он пришлет другую. Где нам взять силы, чтобы противостоять ей? Да, враг разбит, но не сокрушен. И мы должны искать с ним мира, а не новой войны. А потому я стою на том, чтобы выдать убийц.
За тонкой матерчатой стенкой раздался невразумительный гул голосов, судя по интонациям, явно поддерживающий слова оратора.
– Да-да, это о вас, – едва шевеля губами, прошептал младший Муромец. – Сегодня поутру от Субедэя посольство прибыло, требует выдать убийц Буринойона. Говорят, не в бою был убит, а стрелой посреди степи, да еще и со связанными руками. Выходит, чистой воды убийство. А убийцы, то бишь вы, други мои, в нашем стане скрываются.
– Отколь про нас-то известно?
– Да уж известно, – усмехнулся Илья Муромец. – Поди, не дети малые, понимать надо, столько глаз кругом, нешто схоронишься? – Он замолчал и вновь прислушался. – О, Суздальский говорит.
– Прав князь Мстислав, в том спору нет…
– Ты ба! Сколь живу, впервые Владимирские князья с Киевскими в согласии пребывают.
– …Войско наше не вечно здесь стоять будет. Поди, дома-то уже жены мужей заждались, матери все глаза исплакали, сынов ожидаючи. Разойдутся полки да дружины по домам, а тут ворог и нагрянет. Чем держать его будем? Против такой-то силищи кто сам выдюжит?
– Надо же, уразумел, – недобро хмыкнул Илья. – Уж и на том спасибо. – Он вновь обратился к нам: – Субедэй за ваши жизни клянется полон вернуть, а его нынче в Орде тыщ до трех будет. Да божится, что уломает Чингисхана не ходить впредь на землю русскую.
– …И запылают тогда села и города. Сколько крови прольется? Окиян-море.
– Как думаете, друга, выдадут князья да бояре чужеземцев за такой-то куш?
– А я говорю, не видано то дело – витязей татарве на съедение отдавать! – раздалось где-то совсем близко.
– О, чуете, – Муромец поднял указательный палец вверх, – и за вас голос слышен. То Святополк Туровский. Молодой еще да горячий. А может, надеется в своих лесах да болотах отсидеться?
Ответом на реплику молодого князя был гул возмущенных голосов, не разделявших его точку зрения.
– Тихо, князи! – перекрыл шум голосов грозный рык Олега Изборского. – Что это вы тут рюмаете, точно вас батогами всю ночь гоняли! В своем ли вы уме, али белены объелись? Прав Святополк. А коли в завод у вас пойдет людей своих злому ворогу передавать, то кто с вами-то останется? Оттого наши рати за нас и стоят, что и мы за них жизни свои не жалеем. Ведовством да лукавством Субедэю глаза отвести нужно, а не выдавать. А уж коли спрятать их надо ненадежнее, пускай ко мне в Юрьев идут. Такие справные витязи там ныне нужны.
– Тебе, князь Олег, воевода Воледар Юрьев у ливонцев отнял, вот ты за него и говоришь. Мы же о всей земле русской печемся.
– Так-то, други мои дорогие, – вздохнул тяжело Илья Муромец. – Дожидайтесь-ка покуда тут. Когда совет закончится, отец с вами говорить желает.
* * *
– Какие будут предложения? – прошептал я, когда мы остались вдвоем.
– Выбор небогатый, – вздохнул Лис, – но уж, во всяком случае, объяснять, что мы хотели уйти в Хорезм в связи с окончанием командировки, явно не стоит. Оно, конечно, чистосердечное признание смягчает вину, но боюсь, что после такого смягчения земля нам будет пухом. Так что на выбор: то ли у нас с тобой был острый приступ лунатизма, то ли мы, на свой страх и риск, будучи в состоянии глубокого душевного замешательства и алкогольного изумления, решили похитить из вражеского лагеря Субедэя. Потерпевший Б. взялся провести нас к нужному шатру, да по дороге наткнулся на стрелу. Откуда они здесь вылетают, как мы помним, выяснить не удается. Может, она вообще, в связи с приближающейся осенью, летела в теплые страны. Как тебе план?
– Полный бред, – констатировал я.
– Верно, именно поэтому, быть может, и пройдет.
Между тем голоса в шатре понемногу стали умолкать, утомленные долгими дебатами князья начали расходиться по своим дружинам. Однако кое-что можно было утверждать определенно: ни одна страховая фирма по результатам завершившихся торгов не взялась бы страховать наши жизни и здоровье даже на самую мизерную сумму.
– Пошли, – в палатку бочком втиснулся Илья Муромец. – Разошлись уже все. Отец вас ждет.
Володимир Ильич Муромец восседал на своем месте во главе стола мрачный как туча.
– Проходите, побратимы, садитесь. – Он кивнул на лавку у стола. – Рассказывайте, что вы там накуролесили?
Лис сжал мне руку, давая знак молчать, и начал вдохновенную повесть о наших терзаниях по поводу нелюбви князей, о мысли похитить вражеского полководца, о неудачной ночной вылазке, да так красиво, что не знай я истинной подноготной произошедшего, глядишь, и поверил бы его словам. Старший Муромец кивал головой да изредка криво усмехался. Мне же оставалось только удивляться, когда успел Лис придумать такую складную байку. Переходя из уст в уста, она, безо всякого сомнения, имела шанс стать непреложной истиной для позднейших историков этого мира.
– Да-а, друга мои, – протянул Володимир Ильич, – почудили вы знатно. Что дальше делать думаете? Слыхали небось, чего князья да бояре чают.
– Так знамо чего. Смерти нашей ищут.
– Ищут, – согласился Муромец. – Не все, правда, но старшие. Киев, Владимир. Что думаете, как мне быть? Может, вы подскажете.
