– Ваша милость, господин барон, скрепя сердце я вынужден сознаться, что мы действительно повинны во всех тех преступлениях, о которых вы говорите. И я, как начальник эскорта, который вы перед собой видите, готов выслушать любой ваш приговор. – Успокоенный моей покорностью, барон кивнул, очевидно, обдумывая этот самый приговор. – Однако из почтения к рыцарскому званию, которое и вы, и я носим, прошу позволения раскрыть, как было дело, дабы предать себя в руки вашей, доподлинно известной всем, справедливости.
– Слушаю вас, – немного смягчаясь, произнес насупленный собеседник.
– В вашей воле казнить и миловать нас за то, что мы, не спросясь, не послав перед собой уведомление, вторглись в ваше владение. Но что еще оставалось делать нам, не знающим здешних мест, когда местный житель, некий риббекский купец, любезно поведал нам, что только под вашей рукой знатная дама, сопровождаемая нами на богомолье, сможет найти убежище от подлых наемников барона фон Херсирка, мир праху его.
– Что? – меняясь в лице, переспросил фон Штраумберг.
– Родственница ее сиятельства графини Мекленбургской…
– Оставь в покое свою богомолку! – возмутился моментально преобразившийся властитель здешних мест. – Что с Херсирком?
– Убит, – коротко и просто ответил я. – Он со своими людьми напал ночью на наш кортеж. Тогда нас было значительно больше. Мы отбили его, а поутру провели атаку на замок и…
– Ну! Ну, говори! – торопил меня барон, похоже, начисто забывший и об охоте, и о неправедно убитой твари.
– И сожгли его. К сожалению, потери были велики, и нам было не выдержать бой с городовым ополчением Риббека.
– Значит, Херсирк мертв? – словно не веря своим ушам, повторил фон Штраумберг.
– Да уж мертвее не бывает.
– И замок сгорел?
– От подвала до кровли, – кивнул я.
– Ну, насчет подвалов, это как раз вряд ли, – усмехнулся барон. – Все то, что ты говоришь, правда?
Я положил левую руку на рукоять меча и поднял указательный и средний пальцы правой вверх:
– Слово рыцаря. На том присягаю.
– Так это же прекрасно! – расхохотался фон Штраумберг, обнажая в улыбке зубы, вполне сходные по строению с клыками вепря. Он взмахнул рукой и, теряя интерес ко мне, тронул коня вниз по склону: – Так и быть, я вас прощаю. Езжайте с Богом!
Не говоря ни слова, свита его милости поспешила повторить маневр своего господина, и можно было не сомневаться, что через несколько часов вся эта охота обнаружится возле знакомого уже нам лесного холма, увенчанного обугленными руинами замка Херсирк.
* * *
– Интересно, а что бы ты сказал, если бы они вдруг спросили, какого рожна мы едем по дороге не из Херсирка, а, наоборот, к нему? – спросил Лис, когда мы, выждав, пока скроются вдали последние спутники хозяина здешних лесов, неспешно тронулись в путь.
– Бог его знает, – пожал плечами я. – Придумал бы что-нибудь. Напел бы, скажем, будто встреченные поутру городские стражники сообщили, что барон охотится в этих местах, и мы тут же бросились разыскивать его кабанью милость, чтоб сообщить ему радостное известие.
– Ага, ты тоже заметил, что барон похож на вепря, – радуясь непонятно чему, изрек мой друг. – Может, он тоже из этих, – Лис повел ладонью перед лицом, и вместо обычной своей хитроватой ухмылки явил миру устрашающий оскал, – из оборотней.
– Упаси Господи, – перекрестился я. – Хотя, что касается породы, скажу тебе одно: в этом году он, похоже, не мылся.
Словно наконец расслышав наши молитвы, небеса, похоже, смилостивились, и дальнейшая дорога к Триру протекала без сколь-нибудь заметных приключений. Даже разбойный отряд, подстроивший западню на постоялом дворе, а затем внезапно исчезнувший в неизвестном направлении, больше нас не тревожил. Вначале меня это беспокоило, но затем я как-то свыкся с мыслью, что все неприятности остались позади, и вовсю занимался насущными проблемами нашего путешествия. А их было немало. Но главной все же оставалась внезапная болезнь Алены Мстиславишны. Она худела на глазах, становясь все капризнее и капризнее, доводя до слез свою небольшую свиту и приводя в неистовство Лиса, почти напрочь лишившегося возможности встречаться наедине со своей возлюбленной.
– Шо это было, Капитан? – возмущался Лис. – Этот переломный возраст, похоже, переломал что-то у нее в башке!
А из возка между тем доносились все новые стенания княжны. То ей становилось холодно, и посреди застеленной персидскими коврами и обложенной константинопольскими подушками комнаты «салон-вагона» устанавливали жаровню с угольями. То ей становилось жарко, и возок несся вперед с распахнутыми дверцами, но тут уж виноватой становилась дорога с ее ухабами и рытвинами, а с этим мы ничего поделать не могли.
– Может, на нее порчу кто навел? – вздыхала Татьяна Викулишна.
– Кто? Когда? – мрачно кидал Лис. – Мы же с нее глаз не сводили, всегда рядом кто-то был.
В таком настроении мы двигались вперед, и все ближе и ближе к нам был заветный Трир. Вернее, городок Санкт-Йоханесбург в полудне пути от него, выросший вокруг почитаемого в округе аббатства. Там мы должны были встретиться с официальным кортежем, посланным напрямик из Киева через Полонию. Лишь после этого должен был состояться торжественный въезд в императорскую резиденцию в Трире.
И вот вдали уже были видны стены аббатства Святого Иоганна, опущенный мост и распахнутые городские ворота, когда один из наших воинов внезапно сообщил:
– За нами по дороге движется рыцарский отряд. Из-за пыли разглядеть тяжело, но, похоже, тевтонцы.
– Ну-ка, ну-ка, – развернул коня остроглазый Лис. – Действительно, тевтонцы. Шоб я провалился! И знаешь, шо мне сдается, – Венедин повернулся ко мне, ухмыляясь загадочно, как Мона Лиза, – шо ведет их буквально растерзанный толпою в Риббеке фон Нагель.
Глава 18
Из всех женщин, встречавшихся ему на жизненном пути, по-настоящему Джеймс Бонд любил только одну – маленькую курносую «Беретту».
Ян Флеминг
В Санкт-Йоханесбург наш кортеж въезжал неспешно, с возможной пышностью, как и подобает поезду будущей принцессы императорского дома. Конечно потрепанный вид возка, усталые и запыленные лица рыцарей эскорта не слишком соответствовали торжественности момента, но других взять было негде. К тому же радость от окончания пути настолько ясно просвечивалась сквозь пыль и усталость, что все остальное попросту забывалось, становилось несущественным, неважным.
Хлопотливый бургомистр, встречавший кортеж у городских ворот, предоставил в наше полное распоряжение небольшой, но вполне удобный отель, принадлежащий некогда роду лотарингских графов фон Штеренталь, в прежние времена ежегодно приезжавших сюда на богомолье. На фасаде этого небольшого городского замка все еще виднелся герб их древнего рода: черное поле, усеянное золотыми шестилучевыми звездами.
