– Пошли, – вздохнул я.
И мы, едва не неся юную истеричку под локотки, сделали первый шаг на пути к храму.
* * *
– А-а-а! – в ужасе взревел кто-то за нашей спиной.
– О-о-о! А-а-а! – вторили первому голосу другие, с той же панической интонацией.
Мы с Лисом крутанулись на месте, обнажая мечи, готовясь принять неожиданный удар и до последнего вздоха защищать несносную девчонку. Искаженные ужасом лица, люди, шарахнувшиеся от нас в сторону, все это пронеслось единым мигом. В следующую секунду тяжелый изукрашенный балдахин парашютом рухнул нам на головы, закрывая белый свет и заставляя упасть на колени.
– А-а-а! – в каком-то животном ужасе ревели придворные, сопровождавшие нашу процессию, не в силах вымолвить ни единого связного слова.
Первым пришел в себя Ансельм.
– Убежища! – пронзительно закричал он, и мне было слышно, как быстро захлюпали по лужам его сапоги.
– Выбираемся! – кратко скомандовал я, поднимаясь на ноги и стараясь нащупать в темноте руку княжны.
– Демоны! – кричали снаружи. – Убить их! Убить! В огонь!!!
– Об чем они лопочут?! – возмутился Лис, отчаянно пытаясь вылезти из-под парчи. – Какие демоны? Кого убить? Я их щас сам здесь всех поубиваю! Балдахин не могут поднять, уроды! Ученичок еще сыскался! – Он вонзил меч в переносную крышу, не утруждая себя поисками выхода. – Шо ж они нас все ловить-то пытаются?
– Убить их! Убить!
Мне наконец удалось поймать рукав Алениного платья, но он был пуст. Вернее, в глубине рукава копошилось что-то, весьма отдаленно напоминающее человеческую руку. Я двинул ладонью выше и неожиданно для себя наткнулся на чьи-то паклеобразныс космы с болтавшейся в них лентой.
– Ай-й! – взвизгнула нелюдь.
– Убить их! Демоны! Подменыш!
– Назад! – перекрывая шум толпы, громыхнул голос Ульриха фон Нагеля. – Того, кто двинется, зарублю на месте! Как бы то ни было, они опоясанные рыцари и имеют право быть судимыми равными себе. А ну назад! – вновь взрыкнул он.
О балдахин шлепнулось что-то тяжелое, вероятнее всего, камень.
– Похоже, это они нас убивать собираются, – прокомментировал я.
– Вот спасибо, подсказал!
Визжащее существо, извивающееся в моей руке, пыталось изловчиться, чтобы цапнуть меня щелкающими в темноте зубами, но, получив удар по голове эфесом меча, стихло и лишь едва слышно поскуливало, трясясь от страха.
– Рыцари, окружить балдахин! – вновь скомандовал фон Нагель.
– Не сметь! – прервал его приказ чей-то властный, хорошо поставленный голос. – Господин прецептор, извольте отозвать своих людей. Нечестивцы коснулись ногой освященной земли и теперь, как вам известно, они подлежат церковному суду.
– Да, но вторая их нога все еще оставалась на земле императора, ваше высокопреосвященство. Получается, они находятся в его воле не менее чем в вашей.
Мы с Лисом резко начали пятиться назад, стремясь обеими ногами оказаться в юрисдикции императора Фридриха II. Что бы это нам ни сулило, оно было лучше нежных объятий матери нашей католической Церкви. Которая, как водится, карала любя, но, увы, любовью слишком пламенной и оттого непереносимой для живых существ.
– Император будет здесь завтра, – холодно произнес архиепископ Трирский. – До этого момента повелеваю заключить подменыша и его пособников в темницу аббатства.
– Как прикажете, ваше высокопреосвященство, – ответствовал фон Нагель. – Надеюсь, вы не будете возражать, монсеньор, если я лично возглавлю их охрану.
– Нет, – немного помолчав, бросил церковный иерарх без особого энтузиазма. – Окажите любезность. Но перед каждым выходом из аббатства вас или ваших людей потрудитесь ставить меня в известность. Я отдам приказ страже.
Все это время мы отсиживались под балдахином, ожидая решения нашей горькой участи. Можно было, конечно, выскочить, с криком и ревом размахивая мечами, но вряд ли бы подобный маневр продлил наши жизни. Общее количество хорошо вооруженных опытных и умелых бойцов по ту сторону нашего «укрытия» изрядно превышало пропорцию десять к одному. Однако отсиживаться под балдахином далее не имело смысла.
Мы дернулись, выползая наружу и выволакивая на свет божий то, что еще недавно считалось киевской княжной. Нелюдь двух с половиной футов росту, почти полностью скрытая в ставшем вдруг длинном богатом платье, дергалась, пытаясь выбраться из своего наряда, позванивая подвесками-бубенцами, тряся тяжелыми серьгами и тараща круглые совиные глаза, полные ужаса. Зеленовато-бурая шерсть, покрывавшая его от пяток до самого лба, стояла дыбом от страха, и рот с бледно-серыми губами кривился в плаксивой гримаске. Собравшийся под дождем у монастырских стен народ прерывисто выдохнул, увидав вместо ясноокой красавицы мерзкую страхолюдину. Меня, как, вероятно, и Лиса, в этот момент более занимало другое – ряд копий, направленных на нас.
– Сдайте ваше оружие, господа рыцари, – скомандовал, подходя к нам, Ульрих фон Нагель. – Я не верю, господа, что вы причастны к этому ужасному преступлению, – тихо промолвил прецептор, протягивая руку за моим мечом, – но я не в силах сделать для вас более чем уже сделал. На суде, а можете мне поверить, я сделаю все возможное, чтобы уберечь вас до этого часа, я буду свидетельствовать в вашу пользу. Я расскажу правду, и будем надеяться на милость государя. А теперь, прошу вас, сдайте оружие.
* * *
Где-то высоко над головой заскрежетал засов, и мерные шаги возвестили о том, что у нас появился гость.
– Надеюсь, это обед принесли, – с нескрываемой досадой в голосе, звеня удерживающей нас возле стены цепью, произнес Лис.
Шаги слышались все ближе, и вскоре мы увидели отблеск пламени факела, качающийся при ходьбе и оттого особенно зыбкий и нервный. Свет его выхватил из тьмы ряд железных прутьев ярдах в двух над нашими головами вровень с полом, широкую полосу засова, запирающую лаз в нашу темницу, и малую часть сводчатого потолка прямо над ней. Свет приближался, становясь вей ярче, и вскоре остановился прямо возле решетки. Наверху послышался глухой стук, и над решеткой, освещенная мечущимся светом факела, появилась побитая оспой рожа в монашеском капюшоне.
– Еда, – кратко бросил монах, склоняясь над засовом, чтобы отпереть фиксирующий его замок.
– А раньше вы пожрать принести не могли? – зло вскинулся Лис.
– Сначала была вечерняя трапеза братства. Затем отец-настоятель велел раздать часть объедков нищим. Другую часть отнесли свиньям, – не меняя тона, пояснил слуга Господний, – а то, что осталось после хрюшек, досталось вам. Так что возблагодарите Господа, Отца нашего небесного, что они не все сожрали.
– Ах ты ублюдок! – взорвался и без того взбешенный Венедин. – Да твоя мать сама была свинья! А твое, урод, место не в монастыре, а на ярмарке в балагане детей пугать!
