– В чем дело? – придавая своему лицу как можно более суровое выражение, нахмурился я.
– Рыцарь Вальтер фон Ингваринген, – отчеканил старший из моих гостей. – Оставьте свои вещи и оружие и следуйте за нами.
– Повинуюсь насилию, – гордо вскинув подбородок, прокомментировал я, активизируя связь.
– «Ну что, захомутали?!» – радостно оживился Лис.
– «А как же!» – гордо изрек я. – «Девять человек конвоя. Чувствуется серьезный подход».
– «Да ну!» – восхитился Венедин. – «Это по крути! Но вот если б они еще с собой баллисту прихватили, тут бы всем стало ясно, в каком ты авторитете».
Вели меня долго. Сначала мы спускались куда-то глубоко вниз по винтовой лестнице, так что по моим ощущениям оказались изрядно ниже основания скалы, на которой стоял замок. В конце концов мы очутились в самом низу лестницы, к которой примыкали широкие, выложенные камнем тоннели, веером расходящиеся в разные стороны.
– Они, похоже, здесь не теряют время даром, – пробормотал я.
Услыхавший это рыцарь-проводник едва заметно ухмыльнулся и молча указал мне на одну из подземных троп. Пещера, в которую она вела, была скудно обставлена, но вполне хорошо освещена парой десятков факелов, закрепленных на стенах.
– Ждите, – кратко произнес мой сопровождающий и запер за собой дверь, оставляя меня одного.
«Интересно, – подумал я, осматривая свои новые хоромы, – чего было тащить меня в такую даль? Вернее, в такую глубь. Неужто только ради того, чтобы продемонстрировать, каких успехов в шахтном деле добился досточтимый орден Богоматери Горной?» Ответа не было. Я продолжал рассматривать помещение, хотя, говоря по правде, экспонатов, достойных рассмотрения, здесь практически не было: два табурета, весьма добротных, но лишенных даже намека на изящество, большой стол под стать им, факелы да неизменный шит с червленым крестом, подозрительно смахивающим на древнюю руну «алгис» в ее правильном, верхнем написании. В центре креста на вмешенном щитке красовался орденский герб с пятилепестковой розой, окруженной терновым венком. Над щитом была отчетливо видна латинская надпись: «Sub rosa est».
– Суб роса эст, – услышал я за спиной резкий мужской голос.
– Спасибо, – поворачиваясь на звук, поблагодарил я. – Мне известна латынь. Все сказанное здесь – сказано под розой, то есть втайне.
– Верно, – несколько удивленно кивнул пришедший. – Что ж, обладание знаниями весьма похвально. А тяга к ним – одно из качеств, отличающее человека благородного от смерда. – Он подошел поближе.
Я не ошибся, передо мной был тот самый немногословный рыцарь с постоялого двора под Штраумбергом.
– Что вы еще можете сказать, глядя на этот крест? – произнес он, пытливо глядя на невесть откуда взявшегося умника.
– Немного, – пожал плечами я. – Вот, скажем, форма вашего креста напоминает одновременно и человека, поднявшего в молений руки к небесам, и одну нашу руну, означающую либо рога лося, либо же осоку. О ней сказано: «Лосиная осока, произрастая из болота, больно ранит и изгоняет, поранив до крови, любого, кто попытается срывать ее; эта руна призывает защиту в истине; в магии она используется для предохранения от зла, усиления удачи, жизненной силы».
– Неплохо, – с уже нескрываемым интересом, глядя на меня, произнес собеседник. – Хотите еще что-нибудь добавить?
– Пожалуй. Вот эта эмблема, – я указал на розу в кругу терний, – ее также можно толковать двояко. Либо мы говорим о розе как о символе Богоматери и о терновом венце как о напоминании о мучениях Сына Ее, нашего Спасителя, либо же мы вспоминаем, что роза также означает тайну, о чем, кстати, свидетельствует сей девиз, а венец означает не столько мучения Сына Божьего, сколько колючую изгородь, защищающую тайну от непосвященных.
Мой слушатель стоял, покачиваясь с пятки на носок, и, сложив руки на груди, смотрел на меня удивленно.
– Очень хорошо, – кивнул он, дождавшись, пока я договорю. – Мне отчего-то кажется, что вы, господин рыцарь, довольно пристально интересуетесь нашим орденом. И даже более того, вы знаете куда как больше, чем вам должно знать.
– Вас, вероятно, беспокоит – откуда? – усмехнулся я.
– Сказать по чести, да.
– А если я заявлю, что просто хорошо разбираюсь в искусстве составления и чтения гербов, вы мне, очевидно, не поверите.
– Несомненно, – кивнул храмовник.
– Ну, тогда, – я развел руками, – мне остается только заявить, что перед тем как узнать все то, о чем я вам только что рассказывал, я также прочитал слова «суб роса эст».
Это была чистейшая правда. Несколько лет назад, готовясь к очередной командировке, я проработал массу первоисточников, относящихся к шотландскому франкмасонству, и наткнулся на упоминание о таинственном рыцарском ордене Розы и Терновника. И величался сей манускрипт именно так: «Сказано под розой». Однако не мог же я поведать об этом орденскому иерарху!
– Что ж, неплохой ответ, – кивнул хозяин апартаментов. – Во всяком случае, он показывает вас человеком, стремящимся сохранить чужие секреты.
– Сохраняющим секреты, – поправил его я.
– Возможно, – согласился он, садясь и указывая мне на оставшийся табурет. – Однако я пришел сюда говорить совсем на другую тему. Вальтер фон Ингваринген, – неспешно произнес храмовник, внимательно отслеживая мою реакцию на свои слова, – вы же не станете отрицать, что именно таково ваше имя?
– На родине меня звали немного по-другому, но в Германии действительно называли так.
– Хорошо, – кивнул мой собеседник, – я буду именовать вас, как вы того пожелаете. Мое же имя Сальватор де Леварье, и я являюсь приором Лотарингии.
– Весьма польщен. – Я привстал, демонстрируя глубокое почтение.
– Полноте, – махнул рукой мсье Сальватор. – Мы здесь просто рыцари, а рыцари равны между собой, будь то король или же последний башелье
[24]
, выезжающий в бой на чужой лошади.
– Как прикажете, – пожал плечами я.
– Для начала, Вальтер, я хотел бы задать вам вопрос: на что надеялись вы, соглашаясь идти соглядатаем в это командорство? Разве вы ничего не слышали о том, что наши люди внимательно следят и за тем, что делается при европейских дворах, и за тем, кто побеждает на рыцарских турнирах…
– Да, я знаю об этом.
– Тем более, – продолжал приор. – Быть может, вы и не помните, но однажды мы встречались. Не так давно, на постоялом дворе у Штраумберга. У меня прекрасная память на лица.
– У меня тоже.
– Вот как. Как же тогда, зная все это, вы приезжаете сюда, устраиваете какое-то нелепое представление, выдавая себя за купеческого слугу? Как вы осмеливаетесь так грубо и неумело составлять план крепости на виду у стражи? Я не могу понять, о чем вы думали в этот момент.
