Я посмотрел на бабусю и ощутил, как в кармане
завибрировал мобильный, который я приобрел по дороге сюда. Машинально вытащил
телефон, посмотрел на дисплей. Николетта! Нет, сейчас не с руки затевать беседу
с маменькой, речь явно пойдет о молодильных жуках, надо попросту отключить
аппарат на время. Я, правда, в преддверии беседы с Любой лишил сотовый голоса,
но он трясется и очень раздражает этим меня.
Нажав на нужную кнопку, я положил телефон на
столик у рецепшен и начал наблюдать за военными действиями, которые
разворачивались в холле.
– У ней муж заболел, – пронзительным
шепотком заявил божий одуванчик.– Она домой отпросилась. Я заместо нее.
– Зачем горничной ключ от моего номера дали?
– Убрать велели!
– Но не в присутствии жильца!
– Нина Ивановна сказала: вы гуляете.
– Нет!!! Как видите, тут стою.
– Ой, Любовь Сергеевна, – запричитала
бабка, – не сердитеся, ошибка вышла! Нина Ивановна напутала, я ни при чем.
– Ладно, – сменила гнев на милость
Работкина, – пусть моет.
– Ой! Ой! Ой!
– Что еще?
– Ваша дочь приезжала!
– Соня???
– Ага, – закивала головой бабушка,
сжимаясь в комок, – вежливая девушка, ласковая, подошла, представилась: «Я
Соня Работкина, в каком номере моя мама?»
– И где же она? – завертела головой в
разные стороны Люба.
– Нина Ивановна виновата, она ведь сказала: вы
гуляете, и…
– Что? – затопала ногами Люба.
– И…
– Говори, старая корова!
– Ой! Ой! Ой!
– Хватит придуриваться, – окончательно
вышла из себя Работкина, – где Сонька?
– Уехала в Москву, – залепетала
старушка, – вот, оставила коробочку с пирожными, вздохнула так тяжело и
попросила: «Вы маме эклеры передайте, она их очень любит. Нам поговорить надо
было, да не вышло. Увы, ждать ее с прогулки мне не с руки, потом приеду, только
про сладкое не забудьте. Я ей там открыточку вложила». Держите кулечек!
Люба схватила пакет, вытащила из него
пластиковый контейнер и почтовую карточку с изображением лопоухой собачки. «Ешь
на здоровье. Соня», – машинально прочитала она и налетела на бабку:
– Дура! Я сидела в комнате!
– Если побежите, догоните дочь, –
пообещала, бледнея, старуха, – она только-только ушла!
Работкина повернулась ко мне:
– Иван Павлович, сделайте одолжение!
– Уже иду, – кивнул я и широким шагом
двинулся сначала к выходу, а потом по дорожке, ведущей к воротам.
Длинная аллея была пустой, и я очень хорошо
видел фигуру в ярко-красной куртке. То, что это Соня, никаких сомнений не
вызывало. Во-первых, на спешно удаляющейся женщине было алое одеяние, то же
самое, в котором она неуместно щеголяла на похоронах, а во-вторых, вьющиеся
мелким бесом пронзительно рыжие волосы младшей Работкиной бросались в глаза. До
сих пор я не встречал дам с подобными шевелюрами. Даже волосы молодой Аллы
Пугачевой и локоны голливудской звезды Николь Кидман меркли перед копной,
которая ниспадала на плечи дочери Любы.
– Соня! – крикнул я. – Постойте!
Но молодая женщина уже стремительно вылетела
за ворота. Я ускорил шаг, перешел почти на бег, что, согласитесь, абсолютно
несолидно для человека моего возраста и социального положения, но Соню настичь
не сумел.
За оградой было пусто, лишь на обочине на
табуретке сидела баба, замотанная в платок, перед ней в бидонах стояли астры.
– Цветочков не желаете? – осведомилась с
надеждой тетка.
– Вы тут девушку не видели? – весьма
невежливо перебил ее я. – Рыжую, кудрявую?
– В такси села, – охотно пояснила
пейзанка, – оно ее туточки дожидалось. Сначала приехала, вылезла, шофер
газету читать стал, потом назад прибежала и укатила.
Я вернулся в корпус и увидел старушку-дежурную
в одиночестве.
– Где Любовь Сергеевна? – спросил у нее.
– Ее Лера Моисеевна, гостья из пятнадцатого
номера, в сауну за свой счет пригласила, – охотно объяснила
дежурная. – Ясное дело, Любовь обо всем забыла, баня у нас дорогая, не
всякому по карману. Вот она и рванула, велела, если дочь вернется, передать:
«Подожди маму полчаса». На меня сердиться перестала. Вон пирожным угостила.
Выложила трубочки с кремом на тарелку и говорит: «Эту сама съем, той Леру за
баню угощу, ну а третью ты возьми». Я, конечно, не отказалась, с моей пенсии на
сладкое не напасешься, только зря польстилась!
– Почему? – машинально спросил я.
– Несвежее оказалось пирожное, –
вздохнула бабуська, – на вид ничего, запах нормальный, а съела, и вмиг
желудок забунтовал, он у меня нежный, страсть! Так че? Нету ейной дочери?
– Не успел остановить, в такси села, –
пояснил я.
– Эх, неладно вышло, – принялась
причитать бабуся, – я ж не нарочно! Мне ж сказали – гулять пошла!
– Не расстраивайтесь, – улыбнулся
я, – думаю, банная процедура за чужой счет приведет госпожу Работкину в
отличное расположение духа.
Личико старухи разгладилось, потом она снова
нахмурилась:
– О господи! Зачем пирожное съела, прямо
крутит кишки!
– Выпейте раствор марганцовки, –
посоветовал я, – хорошее средство при первых признаках отравления. А
впредь будьте осторожны, пирожное с кремом опасная вещь, лучше выбирать
миндальные или «картошку», меньше вероятности съесть испорченный продукт.
– Ох, правда ваша, – закивала
бабушка, – пойду в медпункт сбегаю!
Сев в машину, я доехал до Москвы, увидел, что
в пачке не осталось сигарет, и притормозил возле ларька. Отчего-то на меня
напала апатия, не хотелось даже шевелиться, наверное, из-за перемены погоды
упало давление. В таком случае хорошо помогает чашка кофе. Держа в руках только
что купленное курево, я начал оглядываться по сторонам и тут же увидел вывеску:
«Кофейня тетушки Гусыни». Подивившись нелепому названию, я решил пройти
небольшое расстояние от ларька до трактира пешком, но не успел сделать и пару
шагов, как услышал приятный баритон:
– Простите, пожалуйста, не соблаговолите ли
помочь?
Старомодность выражения меня удивила, я
остановился, окинул взглядом импозантного мужчину моих лет, отметил машинально,
что тот одет в драповое пальто отличного качества, и вежливо ответил:
– Что я могу для вас сделать?
