Я шла по коридорам, ощущая на себе взгляды Ардена и Эвридики, отражающие его искреннее восхищение и ее неприкрытую зависть. Как ни странно, меня это не волновало. Я же обещала не отвечать злом на зло, а добро всегда вершится ради самого себя.
Путь на поверхность оказался недолгим и не принес каких-либо происшествий. Храм словно расступался передо мной, склоняясь перед силой и волей серой чародейки. Я подсознательно помнила расположение всех коридоров, залов и дверей храма, словно по незримому приказу услужливо распахивающихся мне навстречу. Вскоре мы вышли на поверхность, поднявшись по широкой лестнице. Возможно, раньше я просто ее не заметила, а вероятнее всего – создала прямо сейчас, управляя подвластным мне миром. Усмири свое сердце – и тебе подчинится весь мир. Вот только нужен ли он тебе, если любовь потеряна, сердце мертво, а душа холодна?
Итак, мы очутились в Пустоши. Нашу разгоряченную кожу овеял прохладный ночной ветерок, а бледная Уна безучастно взирала с высоты небес, безразличная к моим бедам. Сегодня я особенно остро воспринимала это волшебное родство, еще там, на крыше колокольни, связавшее меня и загадочное ночное светило. С тех пор мы стали сестрами по духу и судьбе, обе обреченные на одиночество, непонимание и отчуждение от мирских благ, предназначенных не для нас.
Мы едва успели на несколько шагов отойти от храма, как песок вдруг взвихрился и обрушился внутрь огромного акрополя, образуя глубокую воронку. Окружающий нас мир содрогнулся, на секунду подернувшись пленкой тончайшего марева, а Уна мигнула и засияла пуще прежнего. Пустыня неуловимо изменилась и словно бы вздохнула с облегчением, принимая свой первозданный облик.
– Что это было? – дружно вскричали Арден и Эвридика, ощутив толчок под ногами и немного испугавшись странного всплеска мироздания, заставившего их сердца на мгновение сбиться с привычного ритма.
– Мир вернулся на круги своя, и время вновь потекло по нормальному руслу, – успокаивающе пояснила я. – Созданное мною временное смещение загладилось. Лаганахар не погибнет, ибо Колокол Судьбы отзванивает новую мелодию, призванную восстановить нарушенный ход вещей.
– Это ты его спасла! – восхищенно констатировал Арден, полностью уверенный в своей правоте. – Я так верил в тебя, Йона!
– Выпендрежница! – едва слышно проворчала принцесса. – Все равно принц женится на мне, а не на тебе. А мир так и останется прежним – жестоким, продажным и лицемерным.
– И с этим ничего нельзя поделать? – огорчился Арден, взирая на меня так умоляюще, словно он безоговорочно верил в мою способность сделать Лаганахар лучше и чище.
Я ободряюще улыбнулась.
– Когда-то в городе Джалмере жил знаменитый эльфийский маг Салахи, – начала рассказывать я. – И вот как-то князь, управляющий этим городом, спросил у своего чародея: «Скажи мне, о прославленный мудрец, враждебен ли к нам окружающий мир? Или же он несет нам благо?» «Я расскажу тебе притчу о том, как относится мир к человеку», – охотно отозвался учитель и поведал такую историю. «После того как Неназываемые создали наш мир, они построили для себя прекрасный дворец. Там было много чудесного. Среди прочих диковин во дворце имелся зал, где все стены, потолок, двери и даже пол были выложены зеркальными плитками. Эти зеркала обладали необыкновенной ясностью, поэтому посетитель не сразу понимал, куда он попал и что перед ним находятся зеркала – настолько точно они отражали предметы. Кроме того, хитроумные творцы устроили стены зала таким образом, чтобы они могли создавать эхо. Спросишь: «Кто ты?» – и тут же услышишь в ответ с разных сторон многократно повторяющееся: «Кто ты? Кто ты? Кто ты?..» Однажды в зал забежала собака и в изумлении застыла посредине, ибо увидела – целая свора собак окружила ее со всех сторон, сверху и снизу. Собака на всякий случай оскалила зубы – и все отражения ответили ей тем же. Перепугавшись не на шутку, собака отчаянно залаяла. Эхо повторило ее лай. Собака лаяла все громче. Эхо не отставало. Собака металась туда-сюда, кусая воздух, ее отражения тоже носились вокруг, щелкая зубами. Наутро слуги демиургов нашли несчастную собаку бездыханной, лежащей в окружении миллионов отражений глупо издохших собак. В зале не было никого, кто мог бы причинить ей хоть какой-то вред. Собака погибла зря, бессмысленно сражаясь со своими собственными отражениями». И, внимательно посмотрев на своего князя, чародей подытожил: «Теперь ты видишь, что мир не приносит нам ни добра, ни зла. Сам по себе он нейтрален. Он безразличен к человеку. Все происходящее вокруг нас есть всего лишь отражение наших собственных мыслей, чувств, желаний, поступков. Мир – это большое зеркало».
– Глупости! – строптиво буркнула Эвридика. – Твоя сказка не несет в себе никакого смысла и больше всего смахивает на бред больного воображения.
Арден не торопился поддержать беседу. Он задумчиво прикусил нижнюю губу и медленно переводил испытующий взор с меня на свою невесту, словно сравнивал нас, пытаясь выявить лучшую. Я тоже притихла, некстати вспомнив давнюю беседу с ныне покойной Веершир, рассказавшей мне о страхе, питаемом темными тварями по отношению к зеркалам. Почему-то сейчас этот разговор казался мне особенно важным…
– Значит, для того чтобы изменить мир, нам нужно более ответственно подходить к своим желаниям, – наконец вполголоса произнес Арден. – А мы, люди, устроены очень странно. Мы любим, даже если нам больно, прощаем, не переставая ненавидеть, ценим и понимаем лишь то, что теряем…
Я ничего не ответила, а только громко свистнула. Полагаю, любой комментарий оказался бы сейчас лишним. Звонкий звук моего призыва раскатился по пустыне, и почти тотчас же на фоне серебристого диска Уны возник мощный крылатый силуэт, надвигающийся на нас и все увеличивающийся в размерах.
– Белая мантикора! – только и смог вымолвить потрясенный Арден, когда увидел грациозно спланировавшую на песок Мифрил. – Посланница небес!
Мы трое удобно устроились на спине Мифрил, и она легко вознесла нас к звездам. Часы вечности начали обратный отсчет событий, и поэтому мы направлялись обратно в Блентайр, с каждой минутой все неотвратимее приближаясь к загадочному лесу Шорохов, лагерю гильдии Охотников. Об этом страшном месте рассказывали много неправдоподобного. Например, я слышала, что еще в незапамятные времена лес закрыли от простых людей, запретив приближаться под страхом смертной казни, и отдали охотникам. Тем, кто посвятил себя ночным запахам, тайным обрядам и кровавым мистериям единения с природой… Хватит ли у меня смелости ступить под сень вековых дубов? Я пока еще не ведала, какой дар или подвох судьбы ожидает меня в этом лесу, но очень хотела о том узнать. Счастье трудно найти в себе, и еще труднее – в ком-то или в чем-то другом. Но я все-таки попытаюсь это сделать.
Глава 6
Строптивых женщин любят больше, чем покорных. Их, правда, иногда убивают, но никогда не бросают.
Вот о чем размышлял Беонир, притаившись в тени густого куста на опушке леса Шорохов. Идти вперед было страшно, назад – зазорно. Да и утверждению мужских амбиций такое отступление никак бы не способствовало, ибо рядом с ним взволнованно дышала Ребекка, только и ждущая подходящего момента, чтобы доказать: она круче. А еще у нее наглости хоть отбавляй, обаяния – хоть ложкой ешь, волосы – рыжие, два меча и бицепсы – как грудь, а грудь – и вообще о-го-го! Короче, сплошные достоинства, так пикантно приправленные недостатками, что они больше всего смахивают на харизму. Ох и нелегко состязаться в крутизне с собственной невестой! Причем еще и воительницей, причем еще и красавицей, причем еще и редкостной умни… Беонир поперхнулся своей последней мыслью и чуть не рассмеялся. М-да, такая женщина… извините, девушка, как Ребекка, всегда загадка. То есть так способна загадить всю жизнь, что мало не покажется, даже охнуть не успеешь! И при всем этом он ее любит. Нет, он не дурак и все равно любит, ведь ум – это умение находить правдоподобное оправдание собственным глупостям. Вот так-то! А настоящая любовь – это когда тебе абсолютно не стыдно идти за руку со своим чудовищем. Ой, извините, со своей невестой… А вот тут Беонир все-таки не сдержался и тихонько фыркнул в траву.
