– Садитесь, пожалуйста, – нежным голоском пропела
девушка лет восемнадцати, сидевшая на диванчике прямо напротив меня.
Решив, что хорошо воспитанная студентка увидела в обозримом
пространстве древнего старика или бабушку с клюкой, я чуть посторонился. Но
никто не спешил занять освобожденную симпатичной девицей скамейку.
– Садитесь, – опять предложила девушка.
И тут только я понял: она уступает место МНЕ. В голове
завертелся вихрь мыслей: девица сошла с ума! С чего ей взбрело в голову
вскакивать при виде молодого мужчины? Или она слепая? Право, неприятная
ситуация.
– Устраивайтесь, – продолжала расцветать в улыбке
дурочка, – наверное, тяжело стоять в вашем возрасте.
– Спасибо, я пока крепко держусь на ногах, – пробубнил
я.
– Старость следует уважать, присаживайтесь.
– Нет нужды.
– Вот мой дедушка вчера пришел домой, – громогласно
возвестила юная особа, – и очень переживал. Он ехал с работы, дико устал,
а ему пришлось стоять. Вы, похоже, с дедулей одного возраста, поэтому я и
решила…
Не желая далее слушать глупышку, я начал пробираться сквозь
толпу к двери. Однако сегодня все словно сговорились делать мне «комплименты».
Сначала Женя начал рассуждать о моем престарелом возрасте, теперь эта козявка
поставила господина Подушкина на одну доску со своим дедушкой. Я что, так плохо
выгляжу? Перед глазами было темное стекло двери, я придирчиво изучил свое
отражение в нем. Конечно, на двадцатилетнего юнца я не похож, но, с другой
стороны, более тридцати пяти мне никак не дать. Хотя, если приглядеться… Под
глазами явно проступают мешки, от носа сбегают складки, на лбу заметны морщины.
– Эй, ты выходишь? – толкнула меня сзади толстая
баба. – Не спи, мордастый.
– Почему «мордастый»? – возопил я. – Никогда не
обладал лишним весом.
– Так это когда было? – квакнула толстуха. – В
юности, а сейчас, к могиле ближе, морда шире делается, не от котлет, а от лет!
Высказавшись, бабенка исчезла в толпе, а я пошел в сторону
эскалатора, ощущая удручение пополам с досадой. Конечно, я очень хорошо знаю,
что дамам следует делать комплименты относительно их внешнего вида, типа: «Вы
сегодня великолепны» или «Ваша двухлетняя дочь само очарование. Как, это
внучка?! Не может быть».
Я говорю такие слова на автопилоте и всегда считал, что они
просто признак хорошего воспитания: и даме известно, сколько ей лет, и мне
понятно, что собеседница бабушка, просто мы играем в такую игру: один
произносит комплименты, другая изображает, что верит услышанному. Но сейчас я
вдруг сообразил: это очень неприятно, когда кто-то вдруг намекает на ваш, увы,
уже не юный возраст. И если мужчине начинают в общественном транспорте уступать
место молодые особы, это, простите, уже нокаут!
* * *
Добравшись до офиса «Гемы», я вошел в центральное здание и
сказал охраннику:
– Мария Башлыкова из отдела рекламы заказывала пропуск для
господина Подушкина.
Необходимые формальности заняли несколько минут, потом я
втиснулся в лифт, вознесся на третий этаж, нашел комнату триста двенадцать,
обнаружил в ней милую девушку в безукоризненно белой блузке и спросил:
– Вы Башлыкова?
– Да, – строго ответила Маша.
– Очень приятно, Иван Павлович, разговаривал с вами по
телефону, вы заказали мне пропуск.
Мария заулыбалась.
– Садитесь, чай, кофе?
– Нет, нет, можно сразу к делу?
– Пожалуйста, – кивнула Башлыкова, – у нас есть
пресс-релиз, вот читайте, все станет ясно.
Я машинально взял рекламный листок.
«Наш новый препарат совершил переворот на рынке средств,
которые влияют на состояние кожи. После двухнедельного приема этого средства
морщины разглаживаются на 40%, упругость ее повышается на 30%, а также
происходит улучшение цвета…»
Я выронил бумажку.
– Извините, очевидно, вышла ошибка, мне не нужно такое
лекарство.
Маша вскинула брови.
– Никто и не предлагает вам его покупать. Кстати, вот
коробочка, в рекламных целях вы получаете ее бесплатно, берите, попробуйте – и
сами убедитесь, как оно действует! Вы из газеты «Ниро»? Или у вас журнал с
таким названием?
Я открыл было рот, но Башлыкова не дала мне и слова
вымолвить.
– Откровенная реклама нам не требуется, она людей лишь
отталкивает, предлагаю сделать интервью. Вы якобы беседовали с продюсером… э…
ну неважно с каким, фамилию придумаете. Он подписал контракт с актрисой, а
когда увидел ее, прямо обомлел – да она просто старуха. Договор уже не
разорвать, поэтому продюсер стал искать выход и обнаружил наш препарат.
Престарелая актриса попила средство и превратилась в светлое солнышко. Ну,
конечно, надо сделать материал тоньше, элегантней. И, естественно, никаких
намеков на неприятность с Оськиной, у нее инсульт случился из-за собственной
глупости. Швабра! Мы дали ей препарат на целый курс бесплатно! Ну чего вы
сидите с вытаращенными глазами, или про Оськину не слышали?
Я откашлялся: наверное, не стоит пока разубеждать бойкую
даму, пусть считает меня журналистом.
– Нет, про Оськину я ничего не знаю.
– Непостижимо, – всплеснула руками Маша, – вы свою
газетенку в тайге, что ли, для белых медведей выпускаете? Вся страна об
Оськиной шумит, а он ушами клацает!
Я снова закашлялся. Белые медведи не обитают в тайге, а
ушами невозможно клацать, в крайнем случае можно попытаться ими пошевелить.
– Галя Оськина, – Маша принялась вводить меня в курс
дела, – звезда телесериалов «Ментовская Москва», «Пурга», «Шоферюги»… Ну?
Вспомнил?
Я не смотрю телевизор, не потому, что полон снобистского презрения
к тому, что там показывают, а из-за отсутствия времени, но на всякий случай
кивнул.
– Уже лучше, – захихикала Маша, – Оськина, мягко
говоря, толстая. Куча! Жрет много, оттого ее и разносит. Наше начальство решило
Оськину в рекламной акции занять, денег ей заплатили немерено, предложили
сделать липосакцию и велели на каждом углу рассказывать, что килограммов она
лишилась вследствие приема наших таблеток для похудания. Кстати, отличное
средство, но оно действует медленно, за год пять-шесть кило сбросите, и это
очень хорошо.
– Почему? Лучше сразу от двух десятков килограммов
избавиться и забыть о проблеме.
