Я должна принять это так же, как и все остальное. Сколько бы мы ни убегали, где бы мы ни были, это никуда не денется, никогда не забудется, мы никогда не сможем от этого избавиться.
Приблизительно в то же самое время произошел и более серьезный случай, вызванный обманом зрения, который всколыхнул дремлющие во мне страхи и наполнил мою жизнь тревогой.
Во время путешествия по Рейну погода была холодной, но оттуда мы отправились в Италию, где захватили конец лета. В середине дня здесь вовсю пригревало солнце, мы грелись в его лучах, хотя рано утром и поздно вечером одевались потеплее; в голубом небе весело носились городские ласточки, обитающие в щелях величественных зданий.
Я это запомню, сказала я себе, но для этого мне нужно чувствовать себя здесь счастливой, - это время никогда не повторится. И я вдруг подумала, что было бы со мной, если бы мне не пришел на помощь Максим; я бы объездила даже больше стран, провела бы годы своей молодости, сопровождая в качестве оплачиваемой компаньонки то одну, то другую ужасную, вульгарную богатую женщину. И, глядя на обозначившиеся морщинки вокруг глаз, почувствовала холодок, впервые с симпатией подумав об одиночестве и благородной бедной старости. Я тут же резко себя осудила за предательство по отношению к Максиму, за минутное раздражение и чувство неудовлетворенности и стала мысленно горячо его благодарить.
После многолюдных улиц и площадей, освещенных солнцем, мы входили в прохладные здания, мрачновато-темные церкви с куполообразными золочеными потолками, где возносились к небу ангелы, где наши шаги отдавались эхом в пустынных коридорах галерей, пока мы шли мимо белых безмолвных статуй людей и богов, святых и девственниц. Эти образы всколыхнули во мне глубинные чувства, и я взглянула на свою жизнь и тривиальные будничные заботы, по крайней мере на какое-то время, с точки зрения вечности.
- Мне здесь нравится, - сказала я, когда мы дошли до конца длинного коридора монастыря и вышли наружу. - Я бы хотела здесь остаться, это заставило меня задуматься о том, что по-настоящему важно, а что мелко и суетно, вроде назойливо жужжащей мухи.
- В таком случае нам следует двигаться дальше.
- Почему?
- Чтобы не испытать пресыщения. Большое искусство, торжества и страстные стремления лучше ограничивать небольшими дозами, для достижения наибольшего эффекта.
Это меня рассмешило. Максим стоял рядом с мраморной колонной и говорил расслабленно, с типичной английской самоуверенностью, которая всегда мне в нем нравилась, и меня захлестнула радость от того, что он снова становится прежним, что я люблю его, и, взяв за руку, я вывела его из тени на яркое солнце.
- Если мы здесь не собираемся оставаться, что в таком случае мы станем делать?
- Позавтракаем и отправимся в сад.
На сей раз он имел в виду не завтрак в каком-нибудь уличном крохотном кафе, а нечто более грандиозное.
- Я устал от этого, - сказал он. - Пойдем.
И я поняла, что он имел в виду наше постоянное стремление спрятаться, отвернуться, когда кто-либо из прохожих делал попытку взглянуть на нас; он устал бояться и стыдиться. При этой мысли я испытала пьянящее чувство облегчения, мне захотелось бегать, смеяться, танцевать на улице; вовсе не за себя я радовалась - я была счастливой, даже оставаясь безликой и неизвестной, - а за него.
Мы завтракали в отеле, на террасе под тентом; стол, покрытый тяжелой белой скатертью, украшали цветы; ножки высоких бокалов были тонкими и изящными, моллюски имели приятный привкус моря. Все покойно и безмятежно. Я сказала:
- Я счастлива. Случилось так, что я забыла об этом, а теперь вспомнила.
Максим засмеялся, когда я посмотрела ему в глаза, и мне показалось, что на его лице отразилось удовлетворение.
Этого вполне достаточно, сказала я себе, если мне не дано иметь чего-то другого; этого достаточно - ясного солнца, тепла и покоя, окружающей красоты; и еще я подумала о том, что многие, очень многие нам бы позавидовали. Тайна в настоящем, поняла я, глядя на вино и ощущая языком лимонную свежесть. Тайна в нынешнем дне; о прошлом, о завтрашнем дне и о нашей дальнейшей жизни не стоит думать, не стоит размышлять.
Мы провели почти два счастливых часа за завтраком, при этом ели больше, чем привыкли обычно, а затем, толкаясь среди людей, сели в автобус и выехали из города в сторону ближайшей горы. Последнюю милю мы шли пешком, и было удивительно тихо, когда мы поднимались среди деревьев, освещенных послеполуденным солнцем.
Тайна в настоящем, снова повторила я про себя и подумала, что могла бы остаться здесь, тихо и спокойно жить в этом красивом городке, ходить за покупками на рынок, содержать небольшой белостенный аккуратный домик со ставнями и цветами в горшках вдоль лестницы.
- Вон, - сказал Максим, схватив меня за руку, - посмотри!
На самой вершине горы стояла вилла, которая возвышалась над широкой дорогой, обсаженной деревьями. Здание было без излишеств, строгое, изящное, к нему вела каменная лестница с двумя пролетами, заканчивающаяся у входа с портиком.
- Я впервые увидел эту виллу, когда мне было семнадцать лет, - сказал Максим. - Никогда не забуду, что именно тогда я понял, как важны правильные пропорции. Они радовали мой глаз больше, чем пропорции любого другого дома, кроме моего собственного.
Я вгляделась в здание повнимательнее и не смогла вполне согласиться с Максимом. Оно показалось мне слишком сухим, слишком строгим; оно не вызвало теплого чувства и как бы удерживало меня на расстоянии. Когда мы поднялись выше по гладкому гравийному склону, я разглядела с обеих сторон сады, и они тоже показались мне какими-то слишком правильными. По длинным каменным желобам бежала вода, вокруг били фонтаны, и высота струй была строго отмерена. Я увидела ряды кипарисов и идеально подстриженных кустов, падубы и тополя отбрасывали длинные, правильной формы тени.
Кроме белой герани в огромных вазонах по обе стороны лестницы, никаких других цветов не было. Однако за домом английский сад подходил к естественным склонам, где среди высокой травы произрастали оливы, апельсины и очень романтичные разнообразные вьющиеся растения.
- Ты бы посмотрела на это весной, - прокомментировал Максим, - это сплошной ковер голубых и желтых цветов. Мы постараемся приехать сюда в сезон цветения.
Весна. Мне не хотелось загадывать так далеко, вообще думать о будущем, из опасения, что снова вспомню о своих планах.
* * *
Спустя некоторое время я в какой-то степени оценила привлекательность виллы, идеальное совершенство ее стройных линий, тишину места и строгость стиля - здесь все успокаивало и умиротворяло. Если взять на себя управление домом, кое-что можно изменить, переделать по своему вкусу. Похоже, я наконец становлюсь по-настоящему зрелой, и это не столь уж глупая и наивная мысль. У меня никогда не было юности, хотя было детство, правда, так давно, что, может быть, я просто вычитала о нем в какой-то книжке; я никогда не была молодой, беспечной, игривой. Я вышла замуж за Максима - и растворилась в нем, в Мэндерли, во всем том, что с нами произошло; тем не менее в глубине души я понимала, что еще не достигла зрелости, что не могу считать себя по-настоящему взрослой женщиной, хотя и ощущала себя женщиной средних лет или даже старше. Это было удивительное состояние. Я была женой Максима и одновременно - ребенком, а в изгнании - еще и матерью, которая осторожно вела его за руку.
