– Верно. Только у Федора в основном были копии, а они
не особо ценятся. Три самых раритетных экземпляра я продал, когда бизнес
начинал. Стартового капитала не имел, вот и спустил наследство. Кстати, совсем
об этом не жалею, я эти карты тихо возненавидел, из-за них весь ужас случился.
Одно время хотел копии со стен поснимать да сжечь. И что интересно, так один
раз и сделал, сложил рамки в мешок, утром решил на помойку сгонять, а ночью
мама приснилась, грустная такая, качает головой и плачет: «Верни, сынок, папины
игрушки на место».
Я проснулся весь мокрый от слез и назад все на гвозди
повесил. Когда же ценные экземпляры продавать решил, то сначала копии заказал,
маму обижать не хотел, подумал, она меня поймет. Ведь жить-то надо, ну не на
чужого же дядю пахать, лучше хоть маленький, да свой бизнес иметь. Очень
боялся, что родители из-за этого рассердятся, повесил копии и громко сказал:
«Извините меня, папа с мамой, так уж жизнь повернулась». Наверное, я кажусь вам
сумасшедшим?
– Нет, – ответил я, – сам иногда ловлю себя
на том, что беседую с покойным отцом, человеку трудно примириться с кончиной
близких. Писатель Метерлинк утверждал, что мертвые живы, пока мы о них
вспоминаем. Значит, ценностей в доме нет?
– А почему вы задаете этот вопрос? – удивился
Игорь.
Я сделал вид, что не слышу его, и продолжил:
– Ничего из квартиры не пропадало?
– Что же могло исчезнуть?
– Ну, допустим, кольца вашей мамы и золотые часы
Константина, – сказал я и тут же понял, что сморозил глупость.
Ну кто станет затевать масштабное представление с Франсуазой
из-за грошовых украшений?
– Сейчас гляну, – кивнул Игорь, – я коробочку
давно не открывал, ни к чему мне.
– Кстати, – попросил я, – заодно осмотритесь
как следует, вдруг все-таки что-нибудь пропало? Сразу не заметили, а сейчас в
глаза бросится?
– Ладно, – слегка растерянно ответил Игорь, –
у меня есть шкаф, там старые вещи лежат, лет десять гардероб не разбирал.
Вероятно, и впрямь что-то испарилось! Посидите тут или со мной пойдете?
– Лучше останусь и воспользуюсь вашим телефоном, если
разрешите, – попросил я.
– Звоните на здоровье, – спокойно ответил Игорь и
ушел.
Я набрал номер Норы и начал вкратце передавать беседу с
Самойловым, внезапно хозяйка прервала меня:
– Ваня, пусть Игорь вспомнит название журнала, год и
месяц, когда была опубликована фотография Арины.
– Думаете, такое возможно?
– Думалка здесь ни при чем, – обозлилась
Нора, – твое дело спросить и записать ответ.
– Вроде все на месте, – заявил Игорь, входя в
комнату, – хотя если честно, то я уж и не помню содержимое гардероба,
барахло всякое: старые костюмы Федора, несколько пальто, отрезы на платье, бог
весть чего мама хранила.
– Меня интересуют лишь дорогие вещи, типа золота,
картин великих мастеров, раритетного фарфора.
Игорь засмеялся:
– У нас такого никогда не было.
Но я решил не сдаваться.
– Скажите, Игорь, если бы вы были грабителем, что бы
украли у себя?
Самойлов вытащил сигареты.
– Ну… может, домашний кинотеатр и CD-проигрыватель.
– Это мелко.
– Ничего себе! – возмутился Игорь. – Такие
дуры здоровые.
– Не в том смысле, не в размере дело, а в цене, –
пояснил я.
– Кинотеатр не копеечная вещь, – возразил хозяин.
– Он исчез?
– Да нет, стоит себе.
– Может, у Ани водилась старинная посуда? Или
доставшаяся ей от бабушки… э… табакерка?
Игорь уставился на меня, потом тихо, но четко сказал:
– Вы, Иван Павлович, не волнуйтесь, ничего у меня нет,
мама из очень бедной семьи происходила, у них дома чай лишь по воскресеньям
пили, а в будний день они траву заваривали. Если вас по непонятной для меня
причине волнует благосостояние отца и матери, то, повторюсь, они ничем не
владели, кроме карт, в основном копий. Подлинники я на бизнес обменял!
– Хорошо, я понял, ничего ценного нет, – сдался я.
– И не было.
– Ладно, можете вспомнить название издания, в котором
Аня увидела фото Арины Гофмайстер? – попросил я. – Впрочем, понимаю,
что такое практически невозможно!
Игорь щелкнул языком.
– Да уж! Знаете, моя мама никогда себе ничего не
позволяла: одежду покупала лишь по необходимости, косметикой не пользовалась,
парфюмерией тоже, даже в парикмахерскую не ходила, ее соседка стригла. Режим
жесткой экономии. Единственное баловство – журнал «Дамское счастье»
[6].
Вообще говоря, это я его первым купил, решил маме приятное сделать, просто так,
без повода, принес и положил ей на подушку.
Аня сначала отругала сына:
– У нас гречка закончилась и масла нету, а ты
заработанное на ерунду тратишь!
Игорь даже обиделся на мать, но потом вечером Аня села в
кресло и погрузилась в чтение, изредка она окликала Игоря, говоря:
«Представляешь, Наполеон был крошечного роста! – или: – Джон Кеннеди,
оказывается, изменял жене. Слушай, очень интересное издание».
С тех пор Аня стала сама покупать «Дамское счастье».
Прочитанные номера она никогда не выбрасывала, разве можно отнести на помойку
красивое, дорогое издание? К тому же в ноябре Аня успевала забыть о том, что
читала в январе, и охотно заново брала в руки старый номер.
– У вас сохранились подшивки? – подскочил я.
– Ну да, – кивнул Игорь, – пылятся на
антресолях. Конечно, давно следовало избавиться от них. Ну зачем мне эти
журналы? Или старые пальто отца вкупе с туфлями умершей мамы? Но, знаете, рука
не поднимается отнести барахло на помойку, такое ощущение, что тогда
окончательно похороню своих, навсегда, следа их на земле не останется.
– Можно ли найти фото Арины? – перебил я
Самойлова. – Помните год и месяц, когда «Дамское счастье» опубликовало
статью о Гофмайстер?
Игорь мрачно посмотрел на меня.
– Думаете, можно забыть момент, когда в последний раз
видел свою мать здоровой? Вечером того дня я отвез ее в больницу, и все, живой
она оттуда не вышла.
