А эти…
…Хотя вчера, повторюсь, там и вправду было – просто нереально холодно и промозгло.
– Ну вот, – вздыхает. – А потом Серега Швецов банку положил. Они обратно и рванули. И – два встречных потока…
– И что?! – напряжение, кажется, уже звенит в воздухе.
Он опять разливает.
Уже по четвертой, так, на секундочку.
– И все, – морщится, глядя в стакан. – Ступени – обледенелые. Менты для своего удобства часть выходов перекрыли на хер. Давка. Больше шестидесяти человек только трупов. Раненых – «скорые» не справлялись. Из наших: Серега, Вовка, Мишаня. И…
У него перехватывает горло.
Я понимаю…
…Она ему – всегда нравилась.
И он ей.
Хоть и был наш Боб конкретным реальным мажором, а она – девочкой из обычной рабочей семьи.
Но дело – даже не в этом.
У их отношений не было обозримого будущего: ее парень был нашим хорошим товарищем.
Он-то нас с ней и познакомил.
А в те времена увести у своего друга девчонку старомодно считалось подлостью.
Я, кстати, – и до сих пор так считаю.
Но я сам из тех, ранешних времен, мне простительно…
…А тогда ребятам только и оставалось, как переглядываться и робко улыбаться друг другу.
А теперь – и улыбаться-то больше некому…
– Это точно?! – кричу шепотом.
Он медленно кивает.
Он не может не знать – у него мама на телевидении…
…Водка медленно тянется по пищеводу, и мне почему-то хочется поскорее проблеваться.
Но я – пока просто закусываю.
Маленькой розовой долькой маринованного кавказского чеснока.
А потом – меня все-таки выворачивает.
К счастью, успеваю перегнуться через перила, и содержимое желудка летит не на площадку, где мы находимся, а на улицу, – вниз, в грязный осенний снег.
Вытираю рот скомканным носовым платком, закуриваю новую сигарету.
Оборачиваюсь.
Он – как-то удивительно, прозрачно спокоен.
Как человек, только что принявший какое-то очень важное для себя, нужное, хотя и тяжелое решение.
– Мы сейчас вот эту бутылку добьем, – говорит, чуть растягивая слова и разливая остатки по лафитникам, – и ты иди, Дим. Возьми еще одну бутылку себе, и иди. Просто ты мне уже помог, а сейчас мне лучше будет одному побыть. Извини…
…Когда я уходил в сторону метро, я пару раз все-таки оглянулся: на его кособоко поблескивающую стеклышками очков худую нескладную фигуру на вершине сложенной из ошкуренной и лакированной, калиброванной древесины высокой башенки веселого детского городка.
Боялся, как бы он какую глупость не учинил.
Но – обошлось.
Он и сейчас в порядке, наш Боб, мы даже изредка видимся.
Изредка – не потому, что не хочется.
Просто так получилось, что он стал крупным бизнесменом, и у него постоянно не хватает времени.
Вообще.
Ответственный человек.
При этом – по-прежнему приятный в общении, и, как и раньше, готовый в любой момент прийти на помощь.
Даже если его об этом никто и не просит.
В общем, – насквозь положительный персонаж.
Вот только – на футбол не ходит.
Никогда.
И даже – по телевизору не смотрит.
А еще, говорят, – пьет много, но это-то как раз и не удивительно: с личной жизнью моему другу Борьке, увы, абсолютно не повезло.
Три раза был женат, и все три – удивительно неудачно.
И детей у него нет.
Такие дела…
…А тогда я медленно доплелся до Елисеевского, где добавил к выделенной Бобом бутылке еще одну «Пшеничную» и пару «Токая», спустился в подземный переход, нашел свободный телефон-автомат, и, немного подумав, набрал Дашку.
– Привет, – говорю, – Хиппуха. Ты дома?
– А ты куда звонишь?! – хмыкают мне из трубки сонным уютным голосом.
Я – тоже хмыкаю.
Но как-то невесело.
– Ну, тогда жди, – говорю, – сейчас приеду.
И, не слушая потенциальных возражений, немедленно кладу трубку. После чего поднимаюсь наверх и шаркаю ногами в сторону Ленкома, где останавливается идущий в сторону ее дома троллейбус…
…У Дашки дома пахло крепким табаком, дорогими духами и недавно выставленным за дверь мужчиной.
Видимо, непосредственно перед моим приходом выгнала.
Я уже как-то объяснял – почему.
Я поставил водку на стол, дождался, пока она сварит крепкий ароматный кофе в большой медной родительской турке, разлил и все рассказал.
Мы выпили и помолчали, а потом Хиппуха отправилась за гитарой.
Она всегда была умницей, Дашка.
Поэтому и пела в тот раз не мои литературные потуги и не свои довольно скромные, врать не буду, стихотворные опыты.
Дашка пела Лорку.
…Город имбирных башен,
Мускуса и печали,
В тоске о морской прохладе.
Ты спишь,
Разбросав по камню
Не знавшие гребня пряди… Ну почему же ты больше не поешь своих песен, Хиппуха?
Ну, блядь, почему?!
Кафе на пустынном пляже. Наши дни
…Каждый раз, когда я приезжаю в этот небольшой городок на Черноморском побережье, я селюсь в один и тот же отель, метрах в четырехстах от набережной.
Привык.
А привычка – большое дело.
Хихикаю с очень похожими друг на друга и, кажется, никогда не меняющимися девчонками на ресепшене, закидываю вещи в номер и не торопясь спускаюсь к морю.
Где поворачиваю налево и иду километра с полтора вдоль берега, мимо гнущихся от промозглого ветра несчастных зимних пальм, по выложенной крупной брусчаткой дорожке в одно и то же, слишком хорошо знакомое мне маленькое кафе на пустынном пляже.
Дело в том, что приезжаю сюда я исключительно зимой, в межсезонье.
В сезон здесь, во-первых, не протолкнуться от потных, загорелых и почему-то безумно шумных провинциальных тел.
А во-вторых, бизнес с местными гостиницами лучше вести именно тогда, когда они стоят совершенно пустыми.
Летом-то, когда они переполнены, их хозяева впадают в неуместный пафос, и им кажется, что они вполне могут без тебя обойтись.
Без тебя, без твоей фирмы, вообще без всех тех, благодаря кому они и стоят забитыми до отказа.
