Я пожимаю плечами:
– Совсем стрелять в Москве, – говорю, – не перестанут уже, видимо, никогда. Но подуспокоились, это правда…
Он кивает:
– Я так и думал. Хорошо, что это заканчивается…
– Хорошо, – соглашаюсь.
Он морщится.
– И еще… Скажите, Дима, почему, – вы даете интервью солидной газете, вы серьезный человек, а на фотографии в этой газете – сидите в какой-то майке с рисунками…
Я смеюсь.
Сам Самвел Погосович всегда одет – безукоризненно. На нем серые брюки, темный галстук, белоснежная сорочка и серая же жилетка от тройки.
Пока в баре нет посторонних, пиджак висит за барной стойкой, на массивной деревянной вешалке.
Как только кто-нибудь зайдет – он его тут же наденет.
Я – «свой», со мной можно и «по-домашнему».
Интересно, летом он тоже здесь работает в тройке и галстуке?
Первый раз в жизни пожалел, что никогда не бывал здесь летом. Как он в такую жару в жилетке и пиджаке?
Или летом у него другая форма одежды?
– Я же не официальное лицо, – смеюсь. – Обычный бизнесмен. Причем мой бизнес подразумевает некоторое творчество, в том числе и в одежде…
Он морщится.
– Не говорите мне про ваш бизнес, Дима. Я вас очень уважаю, но он мне отвратителен. Я даже телевизор совсем перестал смотреть из-за вашей рекламы. Это же какой степени бесстыдства надо достичь, чтобы на всю страну хвастаться своими тампонами и прокладками!
Я пожимаю плечами.
– Я тоже не в восторге от своего бизнеса, – говорю. – Но он меня кормит…
Он вздыхает, ставит передо мной чашечку кофе, разливает по стопкам коньяк.
Мне – полную, себе – чуть-чуть, покрывая донышко.
– Давайте, – говорит, – выпьем за то, чтобы наша работа никогда не убивала в нас нашу жизнь…
– Давайте, – соглашаюсь.
Мы чокаемся и выпиваем, потом долго молчим.
Я выкуриваю еще одну сигарету, расплачиваюсь и прощаюсь.
– Всего доброго, – говорю, – Самвел Погосович…
– Всего доброго, Дима…
Я прохожу через внутренний дворик, потом через большой зал и выхожу на набережную.
Там промозгло.
Холодный морской ветер пытается забраться под плащ.
Я поднимаю воротник и снова закуриваю.
Я знаю его историю.
Городок-то маленький, все про всех знают…
А я тут работаю не абы с кем, а с директорами…
Можно сказать – с отцами города.
Или – отцами курорта, что, в принципе, – одно и то же…
Он начинал в бериевском МГБ.
Не знаю уж, чем он там занимался, но «чистеньким» в этом ведомстве остаться, я так думаю, – было невозможно.
Потом был большой шишкой в одной из закавказских республик.
По слухам, – типичным восточным тираном, – жестоким, коварным и мстительным. Шепотом рассказывали, как легко и не особо задумываясь он ломал через колено человеческие судьбы.
Как с улыбкой шел по головам и по трупам, пробивая себе место под солнцем.
А потом в нем что-то сломалось, и он уехал сюда, в Россию, на побережье.
Перевез семью.
Когда в стране началось кооперативное движение, открыл это кафе на пляже – местные власти, зная о его связях, дали разрешение и выделили землю сразу и без проволочек.
Да что там власти!
К нему даже местные бандиты никогда не приходили. Только если попить действительно лучший на всем побережье кофе.
А так – ни-ни…
…Самое интересное, что я уже и не помню, как мы с ним познакомились.
Мне кажется, что они были в моей жизни всегда: это холодно шипящее зимнее море, этот промозглый ветер, этот галечный пляж и этот пожилой армянин с темной и загадочной судьбой, колдующий над старинной медной туркой, откуда по всей комнате разливается одуряющий, ни с чем не сравнимый кофейный запах.
Я, кстати, как-то купил в антикварном магазинчике точно такую же медную турку и почти такую же старинную ручную кофемолку. Соорудил на даче специальный ящик с песком для правильной варки кофе.
Покупал самые дорогие и самые элитные зерна.
И – у меня ничего не получилось.
Вернее, – нет.
Получалось.
Кофе варился довольно вкусный, друзья хвалили за мастерство.
Но я-то – пил настоящий кофе, кофе Самвела Погосовича, и себя – не обманешь…
Лис. История, рассказанная приятелем. 1985
– Сержант, твою мать! Ты что, обосрался там, курица московская?! Вперед!
…Голос у летехи – мужественно-хрипловат.
Надсаден.
Сосунок.
Два месяца всего здесь, а туда же.
А губы – пухлые.
Мой ровесник, наверное, крыса служебная.
Ему хорошо – «вперед».
Я и сам бы рад «вперед».
А кого с собой?!
Одни зеленые…
Лис, правда, есть.
Но Лис – дембель.
Я что, враг своему здоровью?!
…И все-таки – я посмотрел на Лиса.
Он понял.
А что я могу сделать?!
Нырнули вниз…
…Ну, с Лисом – не страшно.
У нас с ним – инстинкт.
Он, пока мне этот «инстинкт» нарабатывал, – два зуба выбил, падла. Год назад, я тогда только-только из учебки пришел.
Романтиком еще был.
Зеленые, кого, разумеется, не поушибает, тоже такими, как я, станут.
Со временем.
Но сейчас их с собой брать – чистое самоубийство. И убийство, разумеется. Только вот «убийство» мне сейчас как-то по херу.
Тут как бы самому в живых остаться…
…Расщелина. К камню. Очередь. Перебежка. Снова очередь. Встречная вспышка.
Это – в меня.
Слева Лис.
Я его не вижу, но чувствую.
Инстинкт…
…Прижал, падла.
Пыль теплая и почему-то воняет бензином.
Откуда здесь бензин?!
Здесь не каждая лошадь-то пройдет.
А воняет…
…Наша работа – отбить летуна. Живым или мертвым. Лучше, конечно, живым, но это – абсолютная нереалка.
Даже если жив – прирезать всегда успеют.
