…Первый Вовкин развод меня в свое время – реально потряс.
Лучшей пары, чем они с женой, в нашем окружении – просто не было.
И любили они друг друга так, что – вокруг все искрило.
Тем не менее – развелись.
Причем – по Вовкиной инициативе.
С формулировкой «если я сейчас с ней не разведусь, то потом – точно не получится, и придется целую жизнь жить с одним и тем же человеком».
Поэт, хули…
…Слава богу, думаю, что я с этим проклятым ремеслом, кажется, наконец развязался…
Теперь уже – я разливаю.
– Слушай, – вздыхает, – мы тут недавно на рыбалке с мужиками были. На Дону. И там со мной такая история приключилась…
…Вовка – сам из Ростова.
Того, который на Дону.
Точнее, – не из самого Ростова, а из Новочеркасска.
То ли из потомственных шахтеров, то ли – из казаков, так сразу без стакана и не разберешься, а он каждый раз по-новому перевирает. Но ездит в те края исправно, каждое лето.
Родина все-таки.
Малая.
Ага.
И в этот раз – тоже поехал.
Пожил неделю, попил с друзьями детства местного ядреного самогона, попохмелялся по утрам в синем фанерном пивном ларьке, приник, так сказать, к самому стержню стихии народной жизни.
И – немедленно затосковал.
Поговорить-то толком – и не с кем, и, тем более, – не о чем.
Не стихи же этим крестьянам читать, в конце-то концов. Понять – не поймут, а побить – могут, вполне.
Невзирая на совместно проведенное босоногое детство, не менее совместное системное воровство кислых зеленых яблок из соседнего колхозного сада и прочие, объединяющие любых нормальных советских парней, светлые юношеские воспоминания.
Уж больно стихи… гкхм… не подходящие.
Не Есенин, чай.
Постмодернист практически.
По хрущевской терминологии – явный «абстракцист и пидарас».
А в провинции такая хрень – ни фига не катит.
Это в столицах при виде подобного рода радости экзальтированные барышни моментально влажнеют глазами и прочими слизистыми оболочками.
А в ростовской губернии страсть к подобным заумным стишатам завсегда казацкими розгами лечили, причем – и без всякой проклятой советской власти с ее идеологическими прибамбасами.
А стихи-то, в общем, – хорошие, врать не буду.
Только для большинства народонаселения – абсолютно ничего не значащие, потому как совершенно не понятные.
Заковыристая и довольно искусственная игра слов, ничего более…
Вянут нити пространства, как олово или смола,
Оплывают углы, округляются контуры спальни.
Вдруг включилась луна – разлилась по квадрату стола
И вонзила звезду в ободок на граненом стакане.
Встал и выпил воды, обжигая язык и гортань,
Закурил «Беломор», примерзая подошвами к полу…
Центр тяжести ночи алеет у самого рта,
Центр тяжести мук от ребра поднимается к горлу.
Я бы мог Вас любить! И еще – я бы мог Вас любить!
За моею спиной в пустоте шелестит одеяло.
Кто-то всплыл над землей, и пытается ночь ослепить —
Давит пальцем луну, чтоб она ему спать не мешала.
…Ну и так далее, и тому подобное.
Так что, – лучше уж на рыбалку, чем такое мужикам читать.
Не буди лихо, пусть себе и дальше баиньки делает.
Особенно, – если на ночь глядя.
Ага.
Там, на рыбалке, хоть выпить можно: как следует, по-человечески, без опасения разборок в стиле «ты меня ни фига не уважаешь, а еще в Москве учился» с ни хера не гламурными местными новочеркасскими ментами.
Та еще радость, извините.
Да поглядеть потом ночью на такие близкие южные звезды.
Раскинувшись навзничь на жирной ростовской земле и покуривая хитрую папироску с не менее жирной азиатской травой, привезенной хорошими знакомыми аж с самого Чуйского тракта.
Интересно, наверное, там люди живут.
В смысле, – на Чуйском тракте.
Если это, конечно, можно назвать жизнью…
…Короче.
Именно эта самая хитрая папироска его и сгубила, добавив в и без того бурлящую южную кровь своего искрящегося конопляного шампанского.
Вовку потянуло на приключения.
А тут еще километрах в полутора костры заплясали.
Цыганские, по ходу.
Там, в тех краях, – таборы часто кочуют, до сих пор.
Несмотря на все войны, революции, перестройки и прочие гражданские примирения.
Ну как тут удержишься?
Взял пару бутылок вина и одного бывшего одноклассника – да и отправился познавать «волю вольную, жизнь цыганскую».
Идиот, конечно.
Но, надо отдать должное, – идиот везучий…
…Идти пришлось долго.
Это ведь только со стороны кажется, что степь – ровная.
Ровная, да.
Непривычный человек влет ноги сломает, если сдуру на третьей скорости проскочить попытается. Неслучайно местные по колеям предпочитают передвигаться, даже если они после дождя грязной глиной залиты.
По «ровняку» – еще хуже.
И как только предки по таким степям на конях скакали?
Да еще и дрались тут непрерывно друг с другом, на радость многочисленному и очень шумному племени местных степных падальщиков.
На мечах, что особо занимательно.
Тут ведь, прежде чем железякой этой острой и тяжеленной махнуть, – так поневоле шаг-другой сделаешь.
И – все.
Нога сломана.
…Тут я, правда, Вову прервал.
Усмехнулся.
– Секрет, – говорю, – тут, Володя, простой. Меня в армии учили. Нога ставится исключительно на носок, а не на пятку, как ходят «по ровному», скажем, асфальту. И – все. Дело сделано, можно не беспокоиться, потом организм и сам сориентируется. Да, это намного тяжелее и требует физической подготовки, точнее, – работы совсем другой группы мышц. Но – человек ко всякому привыкает. Даже и к такому. Зато за счет гибкости стопы ты контролируешь свой центр тяжести и в любой момент можешь переступить. Даже если шатающийся булыжник под ногу нечаянно подвернется. Мы за речкой по горам только так и бегали, по-другому просто не получалось. Ноги, конечно, сначала болели, – не приведи господи, – но потом втянулись. Фигня это все. Ты давай дальше рассказывай…
…Он задумчиво жмет плечами и так же задумчиво разливает по стаканчикам коньяк.