Глеб вздохнул.
— Похоже, я принадлежу как раз к этому большинству. Блин. Ни одного хобби. Лучше бы уж марки собирал…
Князь снова расхохотался.
— Ну, это не беда. Ищите и обрящете. Надо бы, кстати, вас как-нибудь на стадион захватить. Вдруг проникнитесь? Ну, а пока — извините. Заболтался тут с вами. Пора на паспортный контроль бежать, наши уже двинулись.
Глеб растерялся.
— Простите, Дмитрий… а как же проект? Мы же вроде его обсудить хотели?
Князь кинул на стол тысячерублевую бумажку, вскочил, беззаботно махнул рукой.
— Да Господь с ним, с проектом. Я в пятницу вернусь, в воскресенье мы с вами вылетаем в Южноморск — по дороге и обсудим. И там, на месте. Главное, что хотел узнать, я узнал.
Глеб наклонил голову к правому плечу, поднял левую бровь домиком.
— И что же, если не секрет?
— Да, Господи, какой уж тут секрет. Вы мне понравились. Очень похоже, что я вам тоже. Значит, сработаемся. Пока!
И убежал. А Глеб еще долго сидел, глядя в стаканчик виски, где уже давно растаяли кусочки льда.
Потом поднялся и медленно побрел в сторону автостоянки.
Глава 8
Дома Глеба встретили работающий аудио-центр, веселая ненавязчивая музыка и босоногая Скворцова в его рубашке, пытающаяся, насвистывая в такт музыке, жарить яичницу.
Очень хотелось бросить гранату, чтоб разнести всю эту благодать к самой распоследней матери.
Однако гранаты не было, яичница оказалась довольно вкусной (с помидорами, ветчиной и болгарским перцем, как он любил), и он постепенно успокоился.
Умница Ленка, моментально сообразившая, что мужик явно не в духе, с расспросами решила пока не приставать. Только после кофе, настоящего, правильного, густого черного кофе, помолотого вручную и сваренного в настоящей медной турке — гордости Глебового отца, да и самого Глеба, если уж совсем честно, Ларин постепенно оттаял.
Скворцова была откровенно хороша, и ее свежесть вместо стандартного московского утреннего похмелья тоже, извините, — что-то с чем-то.
Но, тем не менее…
Глеб закурил, пригорюнился.
Ленка не выдержала:
— Слушай, извини, это, конечно, не мое дело… что-то случилось?
Глеб пожал плечами:
— Да нет вроде…
Скворцова отобрала у него сигарету, сделала две быстрые затяжки, вернула.
— Вы не понравились друг другу?
— Почему же, — Глеб глубоко затянулся, — наоборот.
Ленка поцокала языком, встала, долила ему кофе из турки.
— Тогда чего ты такой смурной?
Глеб досадливо помотал головой.
— Сам не пойму. Знаешь, по моему, он меня сделал. Как мальчишку…
Ленка порывисто метнулась к нему, обхватила руками его голову, прижала к не умещающимся под тонкой рубашкой идеальным полушариям груди.
Несмотря на напряженность и ответственность момента, Ларин почувствовал, что у него — встает.
— Дурак ты, Глеб. Ой, какой дурак… Князю проиграть не стыдно, на то он и Князь. Да и не проиграл ты ему пока, просто не готов был. Так, разведка боем… Еще сочтетесь…
Потом так же порывисто отстранилась, взлохматила его и так непокорные волосы, поглядела внимательно сверху вниз.
Бугорок на джинсах вырос уже весьма ощутимо.
Можно сказать — не бугорок уже, а целый бугор.
Бугрище.
— Ой, а это что у нас такое? Та-а-ак…. Меня, кажется, и вправду любят… А ну-ка, мальчик, проверь-ка, что у меня есть под рубашкой? Да проверь-проверь, не стесняйся…
…Потом они, запыхавшиеся, долго курили в спальне.
Ехать на работу откровенно не хотелось.
Чтобы избавиться от этой сладкой истомы, пришлось еще раз варить кофе.
На сей раз делать это подрядился Глеб.
Все-таки, варить кофе — мужское занятие. А женское — ждать этот самый кофе.
В постели.
Напиток, слава Богу, получился что надо: горячий, крепкий, густой. С правильной, чуть заметной на языке (но, упаси Господи, не в гортани) кислинкой.
Пили, причмокивая.
Умиротворенно так пили.
Наконец Глеб не выдержал:
— Слушай, меня вот что занимает. Этот Князь — он вправду фанат «Спартака» или просто рисуется?
Ленка пожала плечами.
— Порисоваться он, конечно, любит. Он вообще себя, ненаглядного, любит нежно и бескорыстно. Но тут — вроде всерьез. Он одно время даже драться ездил: знаешь, у них бывает — договариваются двадцать на двадцать, или там, тридцать на тридцать где-нибудь в укромном месте и получают удовольствие. Бойцовский клуб. Мне этого не понять. Он, кстати, вообще здорово дерется, ко мне однажды азер в ресторане пристал, так Димка его только один раз ударил — и все…
Глеб усмехнулся.
— Он, этот азер, что, один был? Редкая птица, однако… Они обычно, когда по одному — народ довольно мирный…
Ленка хихикнула.
— Ага, один. Жди… Их там человек семь было. Остальных охрана нейтрализовала…
— Ну, с охраной-то проще, конечно. Такие два бугая…
— А-а-а, Миша с Сережей его провожали, да? Ну, эти-то еще ничего. Мирные. Они, кстати, не только охранники, но еще и референты. Миша, говорят, финансист неплохой. Вот порученец Димкин, Андрюша Корн, это я тебе доложу — что-то с чем-то. Вежливый такой, интеллигентный, в очечках ходит. Нужны они ему, как рыбке зонтик…
Глеб вытряхнул из пачки сигарету, закурил.
— Что, страшный человек?
Ленка подоткнула под спину подушку, села поудобнее.
— Дай и мне сигарету, что ли… Раскурилась я с тобой… Дома-то от мамы до сих пор скрываюсь, там особо не покуришь…
Глеб хмыкнул, бросил ей пачку, вложив в нее простенькую пластиковую зажигалку. Скворцова достала сигарету, высекла огонек, с наслаждением затянулась.
— Не то слово «страшный», Глебушка. Знаешь, среди вас, мужиков, есть такие извращенцы, которые любят опасной бритвой пользоваться. Так вот, он — что-то типа этой самой бритвы. Одно неосторожное движение — чик — и порезался. Насмерть.
— Нда… Весело… Где Князь такого, интересно, раскопал…
Ленка зябко пожала плечами.
— Ой, муженек, не знаю. Князь вообще о своем прошлом трепаться не любит. Но знакомы они очень давно, это чувствуется…
Глеб поднял бровь домиком, прищурился.
— Слушай, а он, случайно, не из криминала? Эдакий белый воротничок, мозг. Сейчас это вроде модно…
