— Ну? Выкладывай…
— А что? И выложу!!
Художник нагнулся, полез в стоящую под ногами неизменную кожаную сумку.
И выложил.
Аккуратную такую стопочку зеленых бумажек с портретами не нашего президента.
Глеб затянулся, прищурился, отгоняя ладонью лезущий в глаза сигаретный дым.
— Сколько?
— Тридцать штук. С небольшим…
— Откуда?
— А то ты не знаешь. Си-эн-эн… Би-би-си… Ну, и немцам немного перепало…
— Каким немцам?
— Нормальным. Не тем… Что, я совсем придурок?
С «теми» немцами несколько лет назад вышел серьезный прокол.
Они из Сашкиных материалов такого намонтировали — хоть стой, хоть падай. По их сюжету можно было всех российских солдат в бывшей независимой и гордой Ичкерии расстреливать прямо на месте за особо циничные преступления перед человечеством, о чем германский комментатор, кстати, и сказал — прямым, фактически, текстом.
Если б ребята в Чечне узнали, что это Глебов исходник — могли бы и пристрелить.
А немецкий собкор еще и не расплатился при этом, сославшись на то, что если будет платить, то только официально: Глеб с Художником, естественно, тут же заткнулись.
Понятно, что оговоренные двадцать пять тысяч евро этот сабж себе внаглую присвоил, но — поди поспорь.
Себе дороже.
Правда, где-то через полгода собкора этого совершенно случайно арестовал московский ОМОН. И нашел при нем небольшой такой пакетик с героином.
А может, и не с героином.
С кокаином.
Какая, в принципе, разница.
Хоть с анашой.
Посадить сволочь, к сожалению, не удалось — коллеги, в том числе и российские, в один голос завопили о провокации.
Но из страны выслали.
А кому он нужен в любой другой стране, этот придурок, если даже в Москве боялся нос на улицу высунуть?
А материалы по «точкам» ему стрингеры таскали.
До тех пор, пока кидать их на деньги не начал.
Через одного.
Сволочь.
Таких только у нас терпят.
И то до поры, до времени…
— Угу, — Глеб с уважением посмотрел на результаты проделанной Художником работы. — Молоток. Нас в кадре нет?
Сашка подскочил как ошпаренный, что при его росте за метр девяносто и весе под сто двадцать выглядело даже как-то… м-м-м… почти величественно.
— Ты что, шеф, совсем меня за долбанутого держишь? Типа, псих по жизни?! Да я даже спецназовцев просил масками рожи прикрывать, когда левак поливал!!! Объяснял, что, может, по западным каналам пройдет!!! А ты…
— Ладно-ладно… Успокойся… Что сдал?
Художник рухнул на жалобно заскрипевший стул. Посидел, покрутил головой, успокаиваясь.
— Стэйтсы лучше всех заплатили. За допрос того долбанутого, который обещал во имя джихада всех немусульман перерезать… Ну, полевой командир который… С фамилией — хрен выговоришь, особенно без стакана… У них это после Нью-Йорка модно теперь. Актуально. Там минут тридцать-сорок исходника, помнишь? Ну, как вязали его, как он славу Хаттабу покойному с Бен Ладеном орал, как о пытках рассказывал, о казнях, как вены себе перегрызть пытался. Мне его самому шлепнуть хотелось, а спецназовцы стояли как каменные, даже не били его… почти… Если это и вправду по Си-эн-эн пройдет, так хорошо. Мозги, по крайней мере, кое-кому вправит реально. И не одному, надеюсь. Ну вот… Они двадцатку за исходник заплатили. Остальные так, по мелочевке…
— Что за мелочевка?
— Ну… Лагерь духов в горах раздолбанный… Беженцы… Этот, как его, глава районной администрации, которому сеять нужно, а все поля в минах, помнишь, он показывал? Как «вертушки» по склонам работают… Так, короче… Фигня разная…
— На сюжет-то исходника осталось?
— Обижаешь, начальник. — Сашка довольно откинулся, широким жестом плеснул себе и Глебу коньячку, приглашающе махнул рукой. — Там даже на документалку хватит. На часовую. Пробьешь эфир — сделаем… На «ТЭФИ» потянет…
И подмигнул шефу.
Давно, мол, пора.
Глеб с ним, в принципе, не спорил.
Пора.
Давно пора.
Надо завтра заскочить к Игорю, попытаться пробить время.
— Ладно. Порядок. Как делить будем?
— Как-как… — Художник явно слегка смутился. — Как положено. Поровну. Тебе — пятнадцать, мне — пятнадцать. Остаток, там баксов восемьсот — пропьем. Вместе…
Глеб усмехнулся.
Прищурил левый глаз.
Резанул Художника острым взглядом.
Почти как бритвой.
— А вот здесь — хрен ты угадал, Сашок. Мне — действительно пятнадцать, потому как мне, ежели что, задницу за вас, обалдуев, перед начальством подставлять. Тебе — десять. За мастерство. Из них ты три отдашь мне, потому как должен. Не забыл? Пять — Рустаму. Да, и с вас с Рустамом по двушке в котел. На следующую командировку. С меня — три. Итого: мне — пятнадцать, тебе — пять, Рустаму — три. Понял?
Сашка обижено засопел, пробурчал себе под нос что-то нечленораздельное.
Но согласился.
А куда ему деваться-то, бедолаге…
— И это еще не все. На руки получишь две. Три — Нельке отдам. Все одно пропьешься под ноль, идиотина…
— Ну, шеф!!!
— Что — шеф?! Первый раз, что ли? Как я иначе Нельке в глаза-то смотреть буду: одна из самых красивых девок в Москве, а живет с таким обалдуем! Кормилец, блин…
— Но…
— Никаких «но». И, кстати, сколько прижал? Давай-давай, колись, все равно врать не умеешь…
Сашка сначала покраснел.
Потом побледнел.
Потом, не спрашивая разрешения и не чокаясь, хватанул рюмку «Ахтамара».
Наконец выдавил:
— Ну… пятеру… Понимаешь…
— Не понимаю. Долгов у тебя, кроме как передо мной, — нет, хрен кто даст, так?
— Ну… так…
— Машины у вас с Нелькой вполне нормальные, тебе все равно ничего, кроме «нивы», доверить нельзя, квартира — получше чем у меня, от Нелькиных родителей осталась. Куда тебе пятера? Пропить решил?!
— Ну, не совсем пропить… — Художник стыдливо дергал роскошный русый хвостище, Глеб всегда завидовал — эдакая красота, и такому придурку досталась. — Так… погулять…
И покраснел, как школьник, которого родители застали за мастурбацией.
Глеб не выдержал.
Расхохотался, хлопнул приятеля по плечу:
— Вот и пропьешь. Только не один. Со мной. Понял?
