Господин референт в ответ только рукой презрительно шевельнуть изволили:
— Стали бы, не стали бы… Стали бы! Как соловушки бы, суки, здесь заливались! У меня, Ларин, такие птицы пели, что эти по сравнению с ними — как мандавошки рядом с черепахой… А чечены, друг мой Глебушка, из всех опасных пернатых вообще самые говорливые. Боль-то они еще туда-сюда переносят, а вот страх — так, понты одни…
Поймал брошенную Глебом бутылку, сделал глоток — и вдруг подобрался, посерьезнел, одним неуловимым движением выхватил свою непонятной конструкции пушку, выщелкнул-защелкнул обойму, проверяя, прижал палец к губам, призывая Ларина к тишине, и крадущимся кошачьим шагом направился в сторону прихожей.
Ларин быстро снял выделенный ему ствол с предохранителя, негромким щелчком — приходилось раньше, а что вы думаете, господа мои, профессия военного обозревателя предполагает, — дослал патрон в патронник и, стараясь не особо шуметь, поплелся следом.
А что ему еще оставалось?
В Корне как будто два разных человека уживались: один — хорошо знакомый, в меру амбициозный, иногда чуть занудный, иногда чересчур козыряющий своей начитанностью и внешним лоском, но в целом — вполне нормальный парень, с которым можно было и поспорить, и песен попеть, и по бабам походить, и водки выпить.
Даже, наверное, подраться…
А вот с этим, вторым, который стремительным и скользящим кошачьим шагом двигался впереди, спорить Ларину почему-то, ну, совершенно не хотелось…
Просто ни капельки…
И враждовать — тоже…
Ни под каким предлогом…
Не дойдя до полуоткрытой двери, Корн неожиданно каким-то совершенно неуловимым движением распластался по стене и стал медленно перетекать в направлении выхода.
Если б Ларин не знал, куда смотреть, хрен бы уловил хоть какое-то движение.
Глеб, решив, что его подготовки для таких номеров, увы, недостаточно, просто подобрался поближе и аккуратно, стараясь не привлекать ничьего внимания, выглянул на улицу.
Там, в обнесенном высоким «новорусским» забором дворе, негромко урча, парковались два громоздких чудовища, в которых он не без труда опознал модифицированные «гелендвагены».
И то только потому, что краешку лунного диска на секунду удалось выглянуть из-за кромки облака.
Южная ночь — темна и непроглядна.
Хоть глаз выколи.
Через некоторое время послышался гортанный говор, и в центр двора, кое-как освещенный желтоватым светом уличного фонаря, вышла не очень большая, но довольно странная компания.
Модно одетый и подстриженный парень, на вид лет девятнадцати-двадцати от роду, полуобнявший двух разбитного вида длинноногих девиц, в одной из которых Глеб не без труда опознал Ольгину подружку, пару раз сидевшую с ней в «Панораме».
Тертого вида средних лет мужичок в неброском сером костюме.
И четверка кавказцев, возглавляемая таким кровожадного вида ублюдком с мрачным небритым лицом, что у Ларина аж костяшки пальцев, сжимающих ствол, побелели — до того захотелось выстрелить.
Этого урода он совершенно точно уже где-то раньше видел.
Вот только где?
Неважно.
Важно, что эта встреча наверняка была не самой приятной.
И запоминающейся.
Палец, лежащий на спусковом крючке, нервно подрагивал, желание убить становилось непреодолимым.
И ублюдок это, видимо, почувствовал, потому что вдруг, предупреждая остальных, резко выбросил руку вверх, по-звериному зыркая по сторонам.
Но было поздно.
Потому что в дверном проеме уже стоял Корн в классической стойке для стрельбы с двух рук, и кавказец, что естественно, упал самым первым.
За ним последовали нелепо взмахивающие руками и готовые заорать девицы, потом мужичок в неброском костюме, невероятным образом почти успевший выхватить красивую хромированную «Беретту», и только потом Андрей деловито перещелкал оставшихся боевиков.
Именно перещелкал, потому как глушитель ему явно делали мастера своего дела и, чем черт не шутит, по индивидуальному заказу.
По крайней мере, ничего, кроме серии сухих негромких щелчков, Ларину услышать не удалось.
Похоже, что и соседи, если они здесь, разумеется, были и, на свою беду, находились дома, — тоже ничем не обеспокоились.
Ну и хорошо.
Зачем лишний раз хороших людей тревожить?
Даже если они и не очень хорошие…
Все равно люди…
А потом Корн, самым неожиданным образом оказавшийся прямо посреди двора, резко, почти без замаха ударил единственного оставшегося в живых человека — того самого молоденького модника — в челюсть рукояткой своего невиданной конструкции ствола и, зачем-то взвалив сразу же обмякшее тело на плечо, быстро затащил его внутрь дома.
Внес в комнату, бросил к стене и уселся, взгромоздив одну из половинок своей мускулистой задницы на самый краешек большого полуантикварного письменного стола, выполненного неведомыми мастерами прошлого века в ненавистном Ларину стиле ампир.
Вздохнул устало, отхлебнул из начатой бутылки и полез в карман за сигаретами.
Ни дать ни взять человек, выполнивший очень нужную, тяжелую, но нудную, привычную и напрочь опостылевшую работу.
Парень тем временем тихонько застонал и через пару минут поднял мутный взгляд сначала на Ларина, а потом и на самого Корна.
— Пить…
Корн пожал плечами и передал мальчишке пластиковую бутылку с «Аква Минерале».
Тот сделал несколько жадных глотков и закашлялся.
— Вот, Глеб. Хотел с заказчиком познакомится? Прошу любить и жаловать: господин Сочнов-младший. Игорь Алексеевич. Впрочем, любить и жаловать тебе эту мразь совершенно не обязательно. Урод… Я тут, понимаешь, в поисках тебя весь южноморский криминал на уши поставил, кучу людей, к твоему похищению совершенно непричастных, зачем-то поубивал, а в заказчиках у нас, оказывается, сын того самого клиента, из-за которого вы с Князем в этом сраном городишке и корячитесь…
Парень тем временем еще чуть-чуть очухался и время от времени делал пока безуспешные попытки подняться на нетвердо стоящие, предательски подгибающиеся в коленях нижние конечности.
— Ну что, ламер? Ты-то в эту бодягу какого хрена полез?
— Пошел на хер!
Мальчишке наконец-то удалось встать, но, как выяснилось, ненадолго.
Корн просто лениво ткнул ему костяшками пальцев в район солнечного сплетения, и тот, тяжело всхлипнув, снова сочно плюхнулся затянутой в модные кожаные джинсы задницей на пол.
Не повезло.
— Ответ неправильный. Вторая попытка.
Парень только хватал губами не желающий проникать в легкие непривычно тягучий воздух.