Слава тебе Господи.
Выяснилось, что он действительно год с небольшим прожил в каком-то монастыре под Псковом.
Потом ушел.
Не понравилось ему там что-то.
Что — не знаю, не сказал.
Но что-то не понравилось.
Сейчас продает квартиру, пытается выбить из бывших партнеров какие-никакие деньги и куда-нибудь уехать из Москвы к чертовой матери.
Здесь ему теперь нравится еще меньше, чем в монастыре.
Чем будет заниматься — еще не решил.
В раздумьях.
Выпили еще по кружке, обменялись телефонами и попрощались. Мне надо было бежать на очередную встречу.
Рекламщика, как и волка, — ноги кормят.
Преимущественно…
Борины партнеры оказались в меру порядочными людьми, и какие-то, пусть и сравнительно небольшие, деньги он с них все-таки получил.
Потом продал свою роскошную квартиру на Патриарших прудах.
Дом на Рублевке оставил бывшей жене.
И уехал.
Сейчас у него небольшая рыболовная база под Астраханью.
В совершенно роскошных для спиннинга местах.
Я в последнее время полюбил туда к нему прилетать, когда выдается свободная неделька.
Там хорошо.
Мне нравится по утрам, сплавом, выдергивать из-под нависших над протокой кустов упрямого осторожного жереха.
Нравится обстукивать джиг-головкой выходы из ям в поисках резкого, упрямого судака, охотиться на злобных зубастых щук и часами просиживать на берегу в ожидании мощной, ни с чем не сравнимой поклевки королевской рыбы тех мест — золотобокого красавца-сазана.
Мне нравится, как Борис умелыми и экономными взмахами острого как бритва ножа разделывает пойманную рыбу, нравится варить с ним на берегу уху, пить ледяную водку из запотевшей бутылки и вспоминать прежние наши разухабистые денёчки.
Я ему рассказываю, кто сейчас где, кто из наших чем занимается.
Рассказываю, что Юрка резко пошел в гору, Денис в очередной раз развелся, Руслан в очередной раз вернулся из командировки из Англии, Нелька наконец-то вышла замуж, а он — просто сидит и улыбается.
То ли моим рассказам, то ли чему-то своему, чего я просто пока что не понимаю.
Он — в порядке.
Отремонтировал наконец-то базу.
Набрал, после долгих мытарств, по окрестным деревням нормальных, не сильно пьющих егерей.
Достроил баню.
Почти не пьет.
Подумывает о покупке еще одного участка земли километрах в семи отсюда, под строительство коттеджа для заимки.
Пока — только одного.
Сразу на несколько не хватит денег, потому что этой весной пришлось переоснащать казанки новыми моторами.
Живет большей частью — прямо на базе.
В добротном, недавно отстроенном доме в соседней деревне почти не бывает.
Словом — все нормально.
Время от времени он выезжает в Астрахань, чтобы снять себе проститутку.
Гадёныш
У него круглое, чуть рыхловатое лицо с короткой пушистой бороденкой, тонкие, змеистые губы и мутновато-серые наивные глаза, распахнутую невинность которых только усугубляют большие старомодные очки с очень сильными диоптриями. Он старается одеваться вполне модно и казуально, но любые, даже самые стильные дизайнерские вещи сидят на его нелепой гитарообразной фигуре, как драный мешок на грязном огородном пугале.
Нет, вру…
Некоторые пугала — по крайней мере, в моих глазах, — зачастую выглядят куда более стильно и привлекательно.
Хотя, конечно, стрелки брюк, несмотря на всю его вопиющую неаккуратность, расхлябанность и вечные хлебные крошки в куцей бороденке, всегда отутюжены до остроты лезвия бритвы, а туфли надраены до зеркального блеска.
Блестят — просто как у кота яйца.
И это меня почему-то особенно раздражает.
Его зовут Виктором, Витей, иногда, под настроение, Витюшей, но однажды, после шестой или седьмой пинты «Гиннеса», мой друг Русланыч намертво припечатал его Гадёнышем.
С тех пор он для всех и навсегда — Гадёныш.
Правда, в глаза его так никто не называет.
Многим неудобно.
А многие, в том числе, как это ни странно, и вполне себе тревожные персонажи из самых серьезных околофутбольных «фирм», — элементарно боятся.
Заметьте, эти парни вообще по природе своей не способны никого бояться: ни Бога, ни ментов, ни врагов, ни черта, ни дьявола.
А его — боятся.
Он знает о нас все.
Я понятия не имею, откуда к нему стекается мутный поток самого отвратительного дерьма из нашего настоящего и прошлого.
Дерьма, о котором мы и сами предпочли бы намертво забыть.
Но он чувствует себя в нем, в этом самом потоке, — как какой-нибудь идущий на очередной мировой рекорд чемпион на дорожке пятидесятиметрового олимпийского бассейна.
Вам этот типаж тоже наверняка очень неплохо знаком.
Таких, увы, — много.
По крайней мере, больше, чем лично мне бы, к примеру, хотелось.
Он знает про вас всё: кто кому, когда и с кем изменял, кто кого и как обманывал. Кто кого и как когда-то называл и обзывал по пьяни.
Знает, кто злоупотребляет алкоголем, а кто — и какими, кстати — наркотиками.
В каких количествах и на каких вечеринках.
Знает все ваши слабости и пороки, и все они у него аккуратно разложены по полочкам и классифицированы.
И он этими знаниями весьма и весьма умело пользуется…
…К примеру, сидим мы как-то с Русланычем, пьем пиво и беседуем о предстоящей рыбалке на самом севере Карелии, в Калевале, на реке Писта.
Там тихо и светло, там чистейшая вода, и килограммовый хариус яростно бьется среди седых двухметровых валунов свирепых километровых порогов.
Мы туда ездим не просто рыбачить, а, как говорит умница Русланыч, «чиститься от накопившихся душевных шлаков».
Да что там говорить, если даже предвкушение этой весь год ожидаемой рыбалки бодрит не хуже молодого вина из самых лучших итальянских виноградников.
И тут — этот.
— Привет, — говорит, — Дим. Можно тебя на минуточку?
Русланыч презрительно фыркает в сторону, берет пиво и переходит за другой столик.
— И тебе привет, — мямлю. — Ну, что там у тебя? Излагай.
Он чуточку рассеяно поправляет очки и делает маленький глоток из своей кружки с легким чешским «Крушевице».
