За место официантки или, еще лучше, стриптизерки в самом что ни на есть дешевом найте глаза друг дружке повыцарапывать готовы.
А чтобы куда в приличное место трудиться пойти – да ни за что.
Ну, с этой еще все понятно, она и читать-то толком не умеет, но ведь многие – чуть ли не с университетским образованием…
…Мой «Харлей» стоял в коридоре.
На улице нельзя.
Угнать не угонят, конечно, но изуродуют – факт.
И бензин сольют.
Кряхтя, потащил зверюгу на улицу.
Как я, интересно, его вчера-то сюда допер? Да еще с пьяных, простите, глаз!
Седьмой этаж все-таки…
…Город по-прежнему спал.
Я завелся, послушал ровное тарахтение движка и медленно, не спеша, порулил в сторону круглосуточной заправки.
По городу я вообще предпочитаю ездить на мотоциклах.
Во-первых, все подворотни твои.
Ну, а во-вторых, неизвестно где зафлэтовать придется.
Попробуй-ка, джипак затащи на седьмой этаж. А на улице бросать – раскрысят все, что только можно.
И не остановишь.
Им же не просто так.
Им на «геру» зарабатывать надо.
Беспредельщики…
Макс, хозяин заправки, завидев мой «Харлей», вышел из своей стальной халупы сам.
Лично.
Залил бак, заискивающе глянул в глаза:
– Привет, Гор. Подбросишь как-нибудь товара? А то старуха моя с этой тины совсем дохнет…
Денег он с меня, естественно, не брал.
Никогда.
Да и я с него тоже.
Хотя бензин и фермерские продукты стоят ой как, извините, по-разному…
Бензина пока что в городе – хоть залейся…
– Через недельку. Кого-нибудь подошлю. А пока подготовь канистр сорок. Столитровых. Ну, сам все понимаешь…
– Опять собрался, – Макс задумчиво пожевал губу. – Кончат тебя когда-нибудь. Кто тогда продукты возить будет?..
– Я тебя тоже люблю. Бензин приготовь. Веточка заедет.
Пнул пару раз колеса – так, для проформы – и покатил неторопливо в сторону центра…
Я знал, куда хочу съездить.
Так.
На всякий случай.
…Центр – не поймешь: то ли засыпал, то ли уже потихонечку просыпался. Холодный влажный ветер лениво гонял скомканные бумаги, перемешивая их с первыми палыми грязно-желтыми листьями.
Грязные, кое-где подкопченные стены старинных домов привычно щерились пустыми глазницами окон. В очередной подворотне – Господи, до чего ж они любят подворотни-то, – крикливая стайка пушеров в ярких засаленных футболках и мешковатых штанах то ли делила вчерашнюю добычу, то ли намечала сегодняшнюю.
Мат стоял – боже упаси, вот-вот могло дойти и до легкой поножовщины.
А что?
Делов-то…
Правда, заслышав звук мотора моего «Харлея», ребятишки вжались в стены – мало ли кто тут катается.
Но не ушли.
Их земля.
Нравится вам это или не нравится.
Живописный оборванец тоскливо рылся в мусорном баке, выискивая объедки той синтетической дряни, которой пыталась меня накормить моя случайная подруга.
Ранняя пташка.
Обычно они попозже на промысел выходят…
Удачи тебе, брат…
…А вот и он.
Прямоугольный, вонючий пруд, загаженный так, что дальше уже просто некуда.
Помойка.
Традиционное место сбора всех городских подонков.
Неважно.
Я слишком хорошо помнил его совсем-совсем другим…
Вот эти, к примеру, насквозь проржавевшие куски металла когда-то были ножками скамеек, на которых, бывало, любил сиживать мой отец, рассказывая мне всякие занимательные истории.
А неподалеку, стараясь быть незаметными, угрюмо топтались его здоровенные охранники Миша и Сергей, прошедшие с ним такое, что даже мне нынешнему нелегко представить.
Преданные, как мохнатые служебные псы, и оттого – постоянно напряженные.
А по поверхности тогда еще чистого прямоугольника плавали большие белые птицы.
Отец, помнится, очень не любил людей, которые крошили им хлеб, говорил, что они превращают этих гордецов в попрошаек.
Но птицы все равно были очень красивы.
Не знаю, что с ними потом произошло.
Может, улетели.
А может, их просто сожрали, когда в городе возникли первые проблемы с продуктами.
Кстати, не исключено, что сожрали их именно те, кто до этого старательно крошил птицам тогда еще очень дешевый белый хлеб.
Все может быть.
Вот такая вот, блин, диалектика.
Я прикрутил «Харлей» цепью к древней чугунной тумбе и пошел к воде. Воняло так, что ноздри наружу выворачивало.
Ничего.
Я привык…
Постоял, покурил. Вспоминать ничего почему-то не захотелось. Потом обернулся на тихий металлический лязг. Чумазый подбандитыш лет одиннадцати от роду деловито вскрывал контейнер, прикрученный к багажнику моего байка.
Когда он сообразил, что я его заметил, то сразу же ощерился, продемонстрировав ряд желтых гнилых зубов, и, сплюнув сквозь дырку в этом богатстве, полез за пазуху за дешевеньким самопальным пистолетом.
Не успел, разумеется.
Ага.
Вид такой игрушки, как «Стеблин», действует на некоторых индивидуумов крайне отрезвляюще.
Любителя чужих мотоциклов как ветром сдуло.
И хорошо.
Честно говоря, мне почему-то совсем не хотелось его убивать…
…Дома меня ждал неприятный сюрприз.
У входа в подъезд на ржавеющей металлической трубе, покрытой в глубокой древности толстым слоем голубой масляной краски, жевал дешевую пластиковую зубочистку коп.
И не просто тебе коп, а Коп с большой буквы.
По-другому и не обзовешь.
Никак.
Поручик столичной полиции Борис Костенко.
Мой, кстати, сослуживец по вдрызг проигранной всеми сторонами конфликта кровавой и, как позднее выяснилось, бессмысленной Крымской кампании.
В прошлом.
У меня все – в прошлом…
– За город собрался, Гор?
Вот… мать.
Неужели Макс?
Убью скотину…
– Не понял…
– А что тут понимать. Сержант!
