Такие дела…
…Судя по тому, что ночью на нас никто не напал, мы все-таки ушли достаточно далеко.
Я объявил дневку.
Нужно было привести в порядок живых и похоронить мертвых.
Так что весь день мы чистились, скреблись, перевязывали раны и рыли могилу для ребят.
Одну на всех.
Их было слишком много.
Гурам со своими парнями натаскали камней и сложили маленькую пирамидку.
Простите нас, мужики.
Мы, живые, всегда виноваты перед мертвыми. Такова природа самой жизни.
Я нарвал диких зеленых яблок и положил сверху.
Мне почему-то казалось, что Бань Го должен был любить зеленые яблоки.
И ребятам хуже не будет.
Уже не будет.
Точно.
Не знаю…
Вечером снова выпили водки.
Помянули.
Это уже, сука, стало входить в систему.
Говорить не хотелось, поэтому разошлись спать…
…К вечеру следующего дня мы встретили казачий разъезд.
Они просто стояли и смотрели.
Стройные лошадки, не чета злобным уродцам атамана Голубя, перебирали тонкими мускулистыми ногами, качали точеными мордами, встряхивали спутанными гривами, всхрапывали.
Наверное, им было страшно.
А может, и нет.
Хозяева их, по крайней мере, нас точно не боялись.
Я дал команду в дужку шлемофона.
По общей.
Колонна встала.
Веточка доложился, что чуть дальше – еще один разъезд, потом – блокпост и сама станица.
В станицу разведчики не пошли, разумно решив, что это, наверное, невежливо.
Нам с этими ребятами дружить надо.
Что, разумеется, не помешает его, Веточкиным, снайперам взять всех троих с перерывом в полсекунды.
Так что можешь идти, капитан.
Договариваться.
Ежели что, ситуация под контролем.
Я сказал Веточке спасибо.
Он, по-моему, даже поперхнулся, бедный.
Так-то.
Меньше выеживаться надо.
Капитан уже в порядке.
А то в следующий раз благодарность вынесу.
В приказе.
От лица, так сказать, командования…
…Ох, как мы набрались в тот вечер доброй кубанской горилки с добрым старым казачьим атаманом Мелешко.
Вот уж точно: гора с горой не сходится, а человек с человеком…
Это он для них, для казачков, может быть, – атаман, а для меня – как был, так и остался полковником.
Дядей Мишей.
Батей моим армейским.
Медведем чертовым, в Крымскую утиравшим мне, совсем еще зеленому летехе, мальчишеские сопли и учившим, как всеми считалось тогда, никчемного московского новобранца солдатскому уму-разуму.
Самое интересное, он и внешне почти что не переменился.
Даже не постарел: седой, красномордый, бровастый.
Хитрющий.
Улыбается, сволочь…
А я его, признаться, похоронил.
И он меня.
Еще в ту войну…
Ан нет, покурим еще кубанского казачьего самосаду!
Сходим в баньку!
Может, ради этого и стоит жить.
Исключительно для того, чтобы встречать в самых неожиданных местах считавшихся мертвыми друзей.
И пить с ними водку.
Я взахлеб рассказывал ему про наш наркотический трип через эти чудовищные Дикие земли, про их страшные чудеса и не менее страшное население.
Он отводил глаза – видно, знал.
И ничего не мог поделать.
Силенок пока что было маловато.
Дядя Миша этого не любил.
В общем, поговорили.
От души.
Всласть…
…Проснулся я оттого, что в глаза настойчиво лез солнечный луч из-за задернутой занавески.
Щекотался, зараза.
Похмелья почти что не было.
Или я просто до сих пор не протрезвел со вчерашнего?
Я встал.
Распахнул занавески, открыл окно.
Внутрь ворвался поток холодного утреннего ветра.
Деревянные половицы приятно холодили босые ноги.
Ай, хорошо!
Воля…
Не торопясь, оделся в чистое.
Натянул сапоги и вышел во двор.
Там, раздетый по пояс, бывший полковник, а ныне атаман Мелешко принимал водные процедуры.
То есть, кряхтел и матерился, пока два молодых казачка поливали его большое, густо поросшее седым волосом тело ледяной водой из близлежащего колодца.
Дядя Миша, в очередной раз послав кого-то, мне, к счастью, неведомого, в Бога и в душу мать, выпрямился и не глядя в мою сторону буркнул:
– Рассол в сенях…
И начал растираться домотканым холщовым полотенцем.
Чувствовалось, что вчерашняя пьянка далась ему малость дороже, чем вашему покорному слуге.
Возраст, все-таки, что вы хотите.
Я расхохотался и уселся на крепенькую дубовую скамью:
– Дядь Миш, я у тебя этой горилки с собой возьму, ладно? На память. Первый раз в жизни тебя перепить сумел…
Мелешко привычно и смешно сморщился.
– Угу, – кривится, – перепить. А кто ж тебя, бугая здорового, вчера в светлицу на себе волок? Эх, молодежь…
Вот так-то, капитан.
Кое для кого ты все еще щенок зеленый.
– А вы долго еще сидели?
– А как же, – качает лобастой головой. – Корн этот, хоть, похоже, и еврей, но мужик здоровый. Слышал я, кстати, про него. Волчара. Еще из ранешних времен, таких уже больше не делают. И этот, черный, как его… Гурам. Покрепче тебя-то будут. Эх, мельчает порода…
Я в очередной раз с уважением подумал о Вожаке.
Пить с дядей Мишей Мелешко на равных – это, я вам доложу, уметь надо.
Даже под такую закуску.
Он вытерся насухо, коротко скомандовал:
– Раздевайся.
Обливаться холодной водой мне, врать не буду, отчаянно не хотелось.
Но я скинул сорочку и покорно снес пытку.
В некоторых мелочах с дядей Мишей лучше не спорить.
Если изнасилование неизбежно, как говорят, – постарайтесь расслабится и получить максимум удовольствия от процесса…
