…Уходить было просто, к сожалению, некуда.
Лавины перекрыли горный путь через долину Мзымты на Каладжинскую, а повторять безумный маршрут через Туапсе – поищите дураков в другом месте.
Но и оставаться надолго в отцовском «княжестве» я, честно говоря, не собирался.
Хотя пообщаться с родным папашей стоило безусловно.
В конце концов, у меня кроме него никого не было.
Вообще.
Особенно – теперь.
Ну и, самое главное, необходимо было понять, что от меня нужно Вожаку.
Ведь не в качестве же обычного проводника он меня нанял: если бы Крылья захотели, они вполне могли набрать бойцов не хуже, чем в отряде, из «своих» – ветеранов среди фаши было более чем достаточно.
Да и стоило бы это изрядно дешевле.
Нет, я, оно конечно, всегда за то, чтобы человечество ценило мою уникальность.
Но не настолько же…
…Солнце стремительно ныряло в море.
Вдоль набережной зажигались электрические огни: перед самой Крымской войной местные власти успели построить несколько небольших гидроэлектростанций на стремительных горных речках, и энергии, слава Богу, было предостаточно.
По слухам, во всем, что касалось электричества и коммуникаций, папаша был до неприличия строг – нерадивых просто вешали на всеобщее обозрение, – зато его столица, по сути своей глубоко средневековая, никогда не знала проблем ни с теплом, ни со светом, ни с канализацией.
Энергетики образовывали отдельную касту: им прилично платили, хорошо кормили, обеспечивали жильем и пенсией.
Но и драли, в случае чего, как сидоровых коз.
Причем драли часто.
Княжеские дружинники были ребятами суровыми и чувством юмора не блистали.
Сбой в подаче энергии расценивался почти как государственная измена.
…Город жил торговлей.
Быстроходные, отлично вооруженные снежно-белые яхты «княжества» ходили по всему Черному морю, как у себя дома чувствовали себя в Средиземном и даже пару раз пытались штурмовать Атлантику. Возили, в основном, оружие, роскошный красный сочинский чай, пряности, великолепный абхазский табак, легкую украинскую марихуану.
С листьями неприхотливой коки, отлично прижившейся на Кавказе, и героином папаша почему-то не связывался.
Видимо, брезговал.
Картина на побережьях, по словам моряков, была получше, чем во внутренних областях Европы. И хотя драться им приходилось довольно часто, в большинстве портов сохранялся относительный порядок.
Если верить их словам, человеческая цивилизация вновь возвращалась в границы некогда великой Римской империи.
Дела «материковые» их волновали значительно меньше.
Правда, ходили упорные слухи, что Князь собирается торить путь через Большой Кавказский хребет в казачьи области, и это его подданным нравилось – новые рынки всегда интересны.
Даже, так сказать, «стихийным» экономистам.
…Нам наконец принесли чай.
Знаменитый сочинский – цвета красного кирпича, крепкий, пахнущий дымом и травами.
Пришла пора серьезного разговора.
Я закурил легкую сигарету с марихуаной и наклонился к Вожаку.
– Ну, Андрей Ильич, рассказывайте, – усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
Нагловато так.
Что, кстати, вполне для него естественно.
– А мне нечего рассказывать, Егор, – вздыхает. – Наши дела с твоим отцом – это наши дела. Ты свою работу выполнил. Теперь отдыхай, жди волнующей встречи…
– Вы хотите сказать, что я был обычным проводником? – морщусь. – В жизни не поверю!
Он жестом попросил мою сигаретку, послюнявил ее сбоку чтобы равномерней горела, и сделал одну за другой две глубокие затяжки.
Потом вернул ее мне, кашляя и отгоняя дым, сказал:
– И правильно сделаешь, если не поверишь, – и снова закашлялся.
Я пододвинул ему кружку с пивом, он отрицательно помотал головой и отхлебнул обжигающе горячего чая.
– Хороша, зараза. Давно не курил. Научились выращивать наконец то. Не хуже, чем в Таджикистане…
– Вы начали что-то говорить, Андрей Ильич…
– А я уже и закончил. Твой отец согласился принять наше посольство только в том случае, если мы привезем с собой тебя. Сына и наследника, так сказать. Дальше уж ты у него выспрашивай, я не больше твоего знаю, зачем ты ему понадобился.
Я добил косяк, сделал пару глубоких глотков из кружки.
Вот, значит, как…
– Понятно, – хмыкаю. – А если я просто подниму отряд и уйду?
Он пожал плечами.
– Уходи, – говорит. – Это уже твоя личная жизнь. Я свое дело сделал.
– И вы думаете, мне дадут уйти?
Он на секунду задумался.
– Не знаю, – жмет наконец плечами. – Не уверен, честно говоря. Дима, твой отец, в смысле, – всегда действовал обдуманно. Мы, как ты знаешь, довольно долго дружили. Впрочем, ты и сам не уйдешь, пока вы не пообщаетесь. Мы с тобой оба понимали: ты – что не просто проводник, а я – что ты согласился сопровождать нас не из-за денег. По крайней мере, не только из-за денег. Ведь так?
Я усмехнулся.
– Давайте не будем задавать друг другу вопросы, ответы на которые очевидны. Может, закажем глинтвейн? Вдруг они его делают?
Он поднял домиком левую бровь.
– А знаешь, может, и стоит попробовать…
И щелкнул пальцами, подзывая официанта.
Глинтвейн здесь и вправду варили.
Причем такой, какой я любил: терпкий, густой, не очень сладкий, пахнущий пряностями и травами.
Я попробовал – и зажмурился.
Напротив меня, как сытый котяра, довольно мурлыкал фактически всемогущий в Москве Вожак.
Я откинулся на спинку резного деревянного стула и прикурил еще одну сигаретку.
– Андрей Ильич, – вздыхаю, – скажите, а Красотуля… Маша… Она тоже была частью вашей с отцом сделки?
Он неожиданно поперхнулся глинтвейном, подобрался и просверлил меня цепким ледяным взглядом.
– Знаешь, Егор, – качает головой. – Я, конечно, старая сволочь. Положение, так сказать, обязывает. Но это – слишком даже для меня. Так вопросы, извини, не решаются…
Мне почему-то стало жутко стыдно.
– Извините, Андрей Ильич, – опускаю глаза. – Я не хотел…
Он только башней в ответ вертит.
Ошалело.
– Ну, знаешь, – фыркает, наконец. – Я тебя, между прочим, в детстве на руках носил. И реально дружил с твоим, вполне себе, кстати, сумасшедшим папашей. Ты, если тебе не говорили, – весь в него. Вылитый. Только он уже в те благословенные времена был поциничнее и попрагматичнее…
