После, по обычаю (обычаи Федорыч ценил), уселись за стол. Картошечка, сальцо, соленые огурчики, бочковые помидоры, домашний хлеб, грибочки.
Самогонка, само собой.
Слегка мутноватый первачок с теплым хлебным духом.
Пили крякая, говоря короткие, но емкие тосты: за удачу, за урожай, за тех, кто остался в Крыму или на Кавказе.
Последние – не чокаясь.
Словом, праздник души.
Который был прерван появлением дежурного по Части (дисциплинка у одноногого, как я уже говорил, была армейская).
– Федорыч, там… Посмотри…
Федорыч, что-то побурчав под нос, накинул простыню и вышел. Не было его довольно долго, а когда вернулся, хмуро бросил:
– Гости там у нас. Не обессудь, Егор Дмитриевич. Потерпеть немного придется. – Потом глянул на слегка захмелевший отряд: – Простыни накиньте, ироды. Баба там с ними. Молодая. Совсем девчонка. Красивая…
Глава 3. Вожак
Меня кольнуло неприятное предчувствие.
Как выяснилось, не напрасно.
Через пару минут, согнувшись, чтобы не задеть головой низкий потолок, в предбанник ступил (именно «ступил» – это тебе не хухры-мухры) бывший подполковник спецназа РЭК, бывший вице-президент крупнейшей в тогдашней федерации маркетинговой, лоббистской и консалтинговой компании, бывший полулегендарный вожак западного, вырезанного чуть ли не под корень тогда еще существующей властью Крыла, а ныне скромный депутат Мосгордумы Андрей Ильич Корн.
Близкий друг и соратник моего безвременно сделавшего ноги папаши, между прочим.
И – между делом – какой-то там министр. В никому, увы, больше не нужном федеральном правительстве: так, развлекаются господа.
И делают вид, что верят в, прости Господи, «возрождение».
Ага.
Возрождение.
Было бы что возрождать…
Да и Бог с ними со всеми…
…Тем не менее, человеком Андрей Ильич был, мягко говоря, более чем серьезным. И ссориться с ним без особой причины не следовало, причем, никому и ни при каких обстоятельствах.
Неудивительно, что Федорыч пригласил его к столу.
Как ни относиться к Крыльям – люди они вполне себе даже конкретные. И с очень хреновым, врать не буду, чувством юмора.
Могут и не понять.
Ага…
…Компания у Андрея Ильича подобралась, надо сказать, весьма себе даже и своеобычная.
Помимо неразлучной парочки полуреферентов-полутелохранителей, унаследованных им от моего сделавшего ноги папаши (еще одна парочка, те самые Миша с Сережей, исчезли вместе с отцом, что тоже многих, и меня в том числе, наводило на определенные размышления), к нашему скромному столу явились и совсем уже неожиданные лица.
К примеру, полицейский поручик Боб Костенко и юная сержантша-провокаторша, проходившая у меня под кодовым именем Красотуля.
Это, кстати, слегка повысило их рейтинг в моих глазах: несмотря на то, что Андрей Ильич был отъявленным фаши, я его уважал.
И даже где-то любил.
А как можно не любить человека, который учил тебя кататься на велосипеде и стрелять из «настоящего пистолета»?
Мать, помню, жутко ругалась, а отец лишь обманчиво близоруко улыбался – стрелял-то он, как я потом понял, ничуть не хуже самого Андрея Ильича, вот только педагог из него был совсем никудышный.
Короче, мне как-то сразу захотелось подышать свежим воздухом.
И желательно, по возможности, подальше от сих гостеприимных пенатов.
Километров так, минимум, на сто.
А то и на двести.
Иначе, чем по мою душу, эта троица завалиться сюда не могла.
Впрочем, Федорыч не выдаст, а Андрей Ильич не съест.
Так что негоже терять лицо перед подчиненными.
И я намеренно демонстративно нацедил ребятам мутного местного самогону.
– А нам что не наливаешь, Егор? – Андрей Ильич был прямо-таки само благодушие.
Ой, не к добру.
Бежать следовало немедленно.
Однако я не побежал, причем, по причине вполне прагматической.
Птицы такого полета, как Корн, к моему величайшему сожалению, летают исключительно стаями.
Так что далеко от Части нам все равно уйти не дадут.
Догонят.
А здесь всё же – все свои.
Пришлось, естественно, наливать.
Никуда не денешься.
…На то, как бывший вожак фаши (и, насколько я помню, один из самых стильных и элегантных мужиков в столице) пил простую русскую самогонку, следовало посмотреть.
Понюхал.
Пригубил.
Поморщился.
Снова понюхал.
Потом зажмурился и все-таки выпил.
Не выдыхая, захрустел соленым огурцом.
Наконец шумно выдохнул:
– Хороша, зараза!
Интересно, как бы он запел, если бы это был не слабенький первач, а натуральная, тройной очистки?
Была у Федорыча и такая – градусов под девяносто.
Ее даже Веточка старался запивать, а Веточка, как известно, пил вообще все, что горело.
И трахался со всем, что хоть немного двигалось.
Н-да…
Понты, оно конечно, превыше всего.
Но чтобы настолько…
Андрей Ильич присел, расстегнул ворот черного форменного мундира, медленно, со вкусом закурил тонкую, явно контрабандную сигарету.
Аристократ, твою мать.
Я им почти восхищался, врать не буду.
Сейчас будет речь толкать, думаю.
Причем о чем-то совершенно заумном, у них так принято…
Точно.
– Ну что, – улыбается, – ты так пока к нам и не надумал, капитан?
Я фыркаю:
– И не надейтесь…
Он кивает.
– Может, – наклоняет голову в правую сторону, – хотя бы объяснишь, почему?
Жму плечами.
– Андрей Ильич, – вздыхаю. – Вы же знаете, я даже в детстве кошек мучить не любил. И «Майн кампф» никогда не относился к числу моих любимых литературных произведений. А Вагнеру с Ницше я предпочитал рок-н-ролл и «Muse» с «U2», не говоря уж про такого классика, как Джимми Моррисон. А ваш любимый «Полет валькирий» вызывал во мне приблизительно такие же чувства, как и «Полет шмеля». То есть, простите, никаких. Что мне тогда прикажете на вашей помойке делать? Быть специально обученным кроликом «для поручений»? Я тупо по формату не прохожу в ваш гадюшник. Такие дела…
