– Для этого нет необходимости спускаться в пыль и пепел, – сказал я.
– Уверяю вас, что это так! – ответил он весело, – лавры там лучше, они не растут в теплицах.
В этот момент подошла Дайана Чесней.
– Леди Эльтон просит вас спеть, князь, – сказала она. – Вы нам сделаете это удовольствие? Пожалуйста. Что-нибудь совершенно простое, это успокоит наши нервы после вашей страшной, но чудной музыки! Вы не поверите, но, серьезно, я чувствую себя совсем разбитой!
Он сложил свои руки со смешным видом кающегося грешника.
– Простите меня! – сказал он, – я всегда делаю то, чего не должно делать.
Мисс Чесней засмеялась немного нервно.
– О, я прощаю, с условием, что вы споете.
– Слушаюсь! – и он повернулся к роялю и, проиграв странную минорную прелюдию, запел следующие стансы:
"Спи, моя возлюбленная, спи! Будь терпелива! Даже за гробом мы скроем нашу тайну!
Нет в целом мире другого места для такой любви и такого отчаяния, как наше! И наши души, наслаждающиеся грехом, не достанутся ни аду, ни небесам!
Спи! Моя рука тверда! Холодная сталь, блестящая и чистая, вонзается в наши сердца, проливая нашу кровь, как вино – сладость греха слишком сладка, и если стыд любви должен быть нашим проклятием, мы бросим обвинение богам, которые дали нам любовь с дыханием и замучили нас страстью до смерти!"
Эта странная песнь, спетая могучим баритоном, звучащим и силой, и негой, привела нас в содрогание. Опять мы все замолкли, объятые чем-то вроде страха, и опять Дайана Чесней прервала молчание.
– Это вы называете простым!
– Совершенно. Что же на свете может быть проще, как Любовь и Смерть, – возразил Лючио. – Эта баллада называется «Последняя песнь любви» и выражает мысли влюбленного, намеревающегося убить себя и свою возлюбленную. Подобные случаи бывают каждый день, вы узнаете из газет, – они стали банальны.
Его прервал резкий голос, прозвучавший повелительно:
– Где вы научились этой песне?
XIV
Это говорила парализованная графиня. Она старалась подняться на своем ложе, и ее лицо выражало ужас. Ее муж поспешил к ней, и Риманец с цинической улыбкой на губах встал из-за рояля. Мисс Шарлотта, до того времени сидевшая прямо и молчаливо, бросилась к сестре, но леди Эльтон была особенно возбуждена и, казалось, приобрела сверхъестественную силу.
– Уходите, я не больна, – сказала она нетерпеливо, – я себя чувствую лучше, гораздо лучше, чем всегда. Музыка на меня хорошо действует, – и, обращаясь к мужу, прибавила:
– попросите вашего друга посидеть со мной, я хочу с ним поговорить. У него чудный голос, и мне знакома песнь, которую он пел: я помню, я читала ее – в альбоме… давно тому назад. Я хочу знать, где он нашел ее.
Риманец подошел, и лорд Эльтон придвинул ему стул около инвалида.
– Вы сделали чудо с моей женой, – сказал он, – уже годы я не видел ее такой оживленной.
И, оставив их вдвоем, он направился туда, где леди Сибилла, я и мисс Чесней сидели группой, более или менее свободно болтая.
– Я только что выражал надежду, что вы и ваша дочь посетите меня в Виллосмире, лорд Эльтон, – сказал я.
Его брови насупились, но он принудил себя улыбнуться.
– Мы будем в восторге, – промямлил он. – Когда вы вступите во владение?
– Как только возможно скорей! В городе я останусь до следующего Выхода, так как мы оба, мой друг и я, будем представляться.
– О… а… да!.. э… да! Это всегда благоразумно. И наполовину не так беспокойно, как дамский прием при Дворе. Быстро кончается, и нет необходимости в открытых лифах… ха… ха… ха! Кто вас представляет?
Я назвал известное лица, имеющее тесное отношение ко Двору, и граф кивнул головой.
– Весьма хороший человек, лучшего трудно найти, – сказал он любезно, – а ваша книга, когда она выйдет из печати?
– На следующей неделе.
– Мы должны достать ее, мы непременно должны достать ее, – сказал лорд Эльтон, делая вид, что очень интересуется. – Сибилла, ты должна поместить ее в твой библиотечный список.
Она согласилась, но, как мне показалось, равнодушно.
– Напротив, вы должны позволить мне поднести ее вам, – сказал я. – Надеюсь, вы мне не откажете в этом удовольствии.
– Вы очень любезны, – проговорила она, поднимая на меня свои прелестные глаза, – но я уверена, она мне будет прислана из библиотеки: там знают, что я все читаю. Хотя, признаюсь, я покупаю исключительно книги Мэвис Клер.
Опять имя этой женщины!
Мне стало досадно, но я старался не показывать своей досады и сказал шутя:
– Я буду завидовать Мэвис Клер.
– Многие мужчины завидуют ей, – ответила спокойно она.
– Вы в самом деле ее восторженная поклонница! – воскликнул я не без некоторого удивления.
– Да, я люблю, когда женщина возвышается с таким благородством, как она. У меня нет таланта, и это одна из причин, почему я так чту его в других женщинах.
Я собирался ответить подходящим комплиментом на ее замечание, как вдруг мы все стремительно повскакивали со своих мест от ужасного крика, подобного воплю замученного животного. Пораженные, первую минуту мы стояли неподвижно, глядя на Риманца, спокойно подходившего к нам с огорченным видом.
– Я боюсь, – сказал он с участием, – что графине не совсем хорошо. Не лучше ли вам пойти к ней?
Другой крик прервал его слова, и мы увидали объятую ужасом леди Эльтон, бившуюся в мучительных конвульсиях, как будто она боролась с невидимым врагом. В одну секунду ее лицо искривилось судорогами и стало страшным, почти потерявшим человеческий облик, и между хрипением ее затрудненного дыхания можно было разобрать дикие вопли:
– Боже милосердный! О Боже! Скажите Сибилле!.. Молитесь… молитесь Богу… молитесь…
И с этим она тяжело упала, безгласная и недвижимая. Все пришли в смятение. Леди Сибилла бросилась к матери с мисс Шарлоттой; Дайана Чесней отступила назад, дрожащая, испуганная. Лорд Эльтон подбежал к звонку и неистово звонил.
– Пошлите за доктором! – крикнул он появившемуся слуге, – с леди Эльтон случился другой удар! Ее сейчас же нужно отнести в ее комнату.
– Могу я чем-нибудь служить? – спросил я, искоса взглянув на Риманца, стоящего поодаль, как статуя, выражающая молчание.
– Нет, нет, благодарю! (И граф признательно жал мне руку). Ей не следовало спускаться, это слишком возбудило ее нервы. Сибилла, не смотри на нее, дорогая, это расстроит тебя; мисс Чесней, пожалуйста, идите к себе, Шарлотта сделает все, что возможно…
