13.06. Вомбат не разрешила чернокожему таможеннику заглянуть в ее сумочку. Повернулась к маме и сказала: «У этих людей воровство у них в крови». Папа с мамой кивнули. Я отошел в сторонку на несколько метров и сделал вид, что это не мои родственники. Наконец вызвали белого таможенника, и Вомбат позволила ему обыскать сумочку.
На рейсе до Йоханнесбурга Вомбат выпила три джин-тоника. А когда самолет коснулся земли, подумала, что мы уже в Лондоне, и зааплодировала пилоту.
В аэропорту Яна Смэтса мы должны были прождать четыре часа, поэтому я взял плеер, журнал «Спорте иллю-стрейтед» и устроился на безопасном расстоянии от Мильтонов. Рядом со мной сидела женщина, которая плакала на плече у мужа. Тот все время повторял: «Подумай о будущем, Черил. Помни, о чем мы говорили — надо думать о будущем. Мы делаем это ради детей!» Видимо, его уговоры не слишком помогли, потому что Черил завыла в голос и стала искать в сумке салфетки.
Вернувшись, обнаружил Мильтонов за чтением различных рубрик газеты «Ситизен». Папа — он читал спортивную секцию — проговорил:
— Если Тони Уотсон и на этот раз не попадет к «Спрингбокам», я голову себе оторву
[39]
.
Вомбат, качая головой, читала сообщение о паре пенсионеров, которых убили на их же ферме, а мама ругалась матом, потому что забыла поставить таймер на видеомагнитофоне, чтобы записать последнюю серию «Твин Пикса». Я сделал плеер погромче и стал читать названия городов на табло вылета.
Лондон
Париж
Женева
Франкфурт
Нью-Йорк
Настанет день, и я увижу их все.
Глубокой ночью наш лайнер «Олимпик Эйрлайнс» приземлился в Афинах. Вомбат снова зааплодировала и поздравила нас с прибытием в Лондон. Мама сказала, что мы в Греции. Вомбат пришла в ужас и спросила, не угнали ли наш самолет. Папа украдкой собрал гигантскую кучу пустых бутылочек из-под бренди, запихнул их в блевотный пакетик и сунул его под кресло Вомбата.
В Афинах у нас была восьмичасовая пересадка, поэтому мы решили взять такси и посмотреть Акрополь. На улице было темным-темно, и Вомбат отказалась садиться в семь такси, прежде чем нашла честного водителя. (Она определяет это по глазам — если не бегают, то честный.) По-гречески мы знали лишь слово «Акрополь», но это не остановило маму с Вомбатом. Они полчаса пересказывали водителю все, что произошло с семейкой Мильтонов за последнее время. Папа спросил его, когда рассвет. Таксист что-то очень долго тараторил по-гречески. Когда он договорил, Вомбат повернулась к папе и спросила: «Что сказал этот джентльмен, Рой?» Папа пожал плечами и ответил, что ничего не понял и с таким же успехом этот парень мог бы говорить по-гречески. А потом расхохотался, ударившись лбом о приборную доску. Видимо, таксист понял шутку, потому что заржал вместе с папой.
Подъем на вершину Акрополя стал для Вомбата настоящим испытанием. Взобравшись на самый верх, папа оглянулся и сказал, что Акрополь совсем развалился. Я заметил, что этому месту несколько тысяч лет, но папу это не впечатлило. Потом я показал ему древний театр Диониса, где зародилось драматическое искусство. Папа сказал, что здесь неплохо бы устроить косметический ремонт.
Над Афинами взошло солнце, и нашим взорам открылся запыленный, грязный, но прекрасный город. Я чувствовал себя настоящим путешественником в далекой стране.
Аэропорт Хитроу просто огромен! Он похож на целый город, где вместо автомобилей — самолеты. Аэропорт Яна Смэтса по сравнению с ним просто курятник. Вомбат обрадовалась, что наконец приехала «домой», и бросилась пожимать руки всем таможенникам. Гордо продемонстрировала свой британский паспорт и дала мне фунт стерлингов, наказав не тратить все сразу.
А папу на таможне задержали и обыскали. Он винит во всем Туту — мол, из-за него у южноафриканцев во всем мире дурная слава.
15.10 (по гринвичскому времени). Вомбат снова поссорилась с таксистом, который потребовал сорок фунтов за поездку из аэропорта в отель. Обозвав его пройдохой, она закричала:
— У нас в стране такого бы ни за что не случилось! — И, хлопнув дверью такси, повела нас в метро.
Урок на всю жизнь: не подпускать Вомбата к таксистам.
Поезд с грохотом подошел к платформе, и толпа вокруг нас хлынула в двери. Мы в отчаянии принялись затаскивать все наши чемоданы в вагон, пока двери не закрылись. Бедный папа таскал вещи туда-сюда, а Вомбат стояла в середине вагона и вопила:
— Не закрывайте двери! Он с нами!
Мы набились в вагон, как испуганные сардины, и вцепились в наши чемоданы. Вокруг все читали газеты или слушали плееры. Меня поразило, что никто не разговаривал — это было похоже на передвижной морг! Вомбат прочла одному лондонцу лекцию по поводу личной гигиены и спросила, когда он в последний раз принимал ванну. Тот даже не поднял глаз от газеты. Бабуля мрачно взглянула на меня и проговорила: «Добро пожаловать в Лондон».
Отель «Кенсингтон Палас» не оправдал ожиданий Вомбата. Это огромный отель с крошечными номерами и самыми длинными коридорами, которые я видел. Все горничные и уборщицы — филиппинки, по-английски почти не говорят. (А большинство вообще не знает ни слова.) Сомневаюсь, что здесь когда-либо бывала принцесса Диана. Бедняжка Вомбат расплакалась и стала винить во всем падение стандартов качества и Джона Мейджора.
Суббота, 6 июля
МУЗЕЙ МАДАМ ТЮССО И ОБЕД В ПАБЕ
После сытного завтрака, состоявшего из яичницы и рыбы, Мильтоны вышли на лондонские улицы. Вомбат с мамой решили, что мы направимся в музей восковых фигур мадам Тюссо. Лондон похож на безумный круговорот людей со всего мира. Папа был потрясен, увидев красивую блондинку, которая шла по улице под руку с чернокожим парнем. Должен признаться, это действительно выглядит странно. Мы так и замерли посреди тротуара, вытаращившись на молодую парочку. Вомбат заявила, что в тэтчеровские времена такого никогда бы не позволили.
Музей мадам Тюссо совершенно потрясный. Папа велел мне сфотографировать его рядом с Роджером Муром и бит-лами, но приказал снимать так, чтобы Джон Леннон не попал в кадр (ведь он коммуняга). Вомбат, перед тем как сфотографироваться с королевой, сделала реверанс. Потом мама, папа и Вомбат стали позировать рядом с Маргарет Тэтчер. После фотографирования Вомбат сказала, что у нее нет сил и ей нужно найти стул. Я же снялся с Энтони Хоп-кинсом и Майклом Джексоном. Жаль, что восковой фигуры Джона Мильтона (того, который поэт) в музее не было.
Потом мы с папой спустились в комнату ужасов, где была воспроизведена сцена убийства из истории о Джеке-потрошителе. Чуть дальше огромная толпа японских туристов болтала на своем языке и делала снимки. Мы протолкнулись сквозь их сборище (папа при этом повторял «саки-саки», здороваясь с ними). В дальнем углу «галереи убийц» еще одна толпа японских фотографов щелкала вспышками. Подобравшись поближе, мы с папой замерли как вкопанные. Большая вывеска гласила «ДОКТОР КРИППЕН». Под вывеской стояла скамейка. А на ней сидела Вомбат. Она крепко спала, раскрыв рот и вывалив желтый язык. Японцы показывали на нее пальцем и кричали: «Киппен! Киппен!», щелкая своими навороченными камерами. Тут папа достал свой фотоаппарат и тоже сделал снимок! Подошла вторая группа туристов и начала снимать Вомбата. Я сказал папе, что теперь половина Японии будет считать Вомбата свирепым серийным убийцей. Папа пожал плечами и ответил: «Ну, кто я такой, чтобы спорить с половиной Японии?»
