С замиранием сердца Пукы понял – это она ему так страшно мстит! За слова про нее и Куля! Пукы закусил губу, давая себе слово терпеть. Ребром ладони Калтащ принялась растирать ему шею…
– Не хотел обидеть! – попискивая от острой боли, выдавил мальчишка. – Ей-Торум, не хотел! Не надо, бабушка Калтащ! Не нада-а-а!
– Надо-надо! – продолжая жестокую пытку, злорадно ухнула Калтащ. – Какая я тебе бабушка! – Она зачерпнула из горшка приятно пахнущей мази и принялась втирать ему в спину.
– А кто? – Пукы так удивился, что даже боль в растертой докрасна коже на мгновение перестал чувствовать.
– Мог бы сказать, что я красавица с румяно-янтарным лицом и веками с грациозными складками, – нараспев протянула Калтащ.
– Но это же неправда, – обиженно пробормотал Пукы, косясь на глубокие морщины вокруг глаз старухи и красную сеточку сосудиков, расчертившую ее лицо. – Неправда!
– Да ну? – насмешливо удивилась Калтащ. – А как ты отличаешь правду от неправды? – Облик старухи поплыл, растекаясь серым облаком. На краю гнезда, ехидно улыбаясь белоснежными зубками и болтая ногами в расшитых торбозах, сидела девчонка в белом сахи. Перевитые с накладными косами настоящие оказались золотистыми – почти рыжими! Она была похожа одновременно на Тан, на девочку из обоза и еще на какую-то, красивее и той, и другой, – Пукы знал на кого, но только никак не мог толком вспомнить. – И как отличить одну правду – от другой? Свою правду – от чужой? – звонко спросила девчонка.
– Жрицы… Заветы Храма… – пробормотал Пукы. Храм всегда знает, что правильно, что неправильно. Надо только слушаться…
– Жрицы всегда говорят правду? – Калтащ приподняла гладкие, как спинка соболя, брови. – Храм всегда прав?
– Всегда! – выпалил Пукы и осекся. Та жрица, что приезжала в пауль, – она не могла говорить правду про приказ наместницы! Потому что, если она говорила правду, тогда… именно Храм велел заморить их пауль голодом ни за что ни про что? Храм, который всегда прав? Нет-нет, это он, Пукы, сейчас не прав! Он просто не все знает, не все понимает. – Всегда! – вкладывая в голос больше уверенности, чем испытывал на самом деле, упрямо повторил он.
– Ох и трудно с тобой будет, – покачала головой Калтащ. Позади нее в сером тумане раздался какой-то шум. На выразительном девичьем личике промелькнула досада. Она вздохнула и строго велела: – Сиди тут! – перекинула ноги через край гнезда и соскользнула вниз.
Пукы немедленно вскочил и натянул валяющуюся рядом рубаху. Боль и слабость исчезли, сменясь звенящей бодростью. Пукы казалось, что он сейчас ка-ак полетит… Он подпрыгнул… Полететь не полетел, но, цепляясь за плетеные стенки, быстро взобрался на край. Аккуратно, чтоб не заметили, высунул голову и чуть не заорал с перепугу.
Он был в том самом Красном чуме, где его съели. Только теперь вместо него на столе безобидно дымился отвар трав. Чум был огромен! Или Пукы – так мал? Его гнездо, оказавшееся крохотным, стояло на полке. Рядом с пупыгами, идолами-охранителями, сплетенными из многоцветных тканей и увешанными жертвенными платками-арсынами.
Нетерпеливо теребя цветной пояс, громадная Калтащ – и не поверишь, что только сейчас на краю крохотного гнезда сидела! – в облике девчонки стояла у стола. Над столом заклубился серый туман – и из него выпала уже ощипанная курица. Откормленная такая… Калтащ придирчиво взвесила подношение на руке и неохотно процедила:
– Ладно, заходи уж…
Из клубов серого тумана выступил крепкий мужчина в шаманском одеянии. Пукы он сразу не понравился – похож на того наглого мальчишку-мастера. Такой же бронзовокожий, с хищным носом и высокими скулами. Шаман почтительно склонился к ногам девочки.
– Ну и чего явился, Белый, ни свет ни заря? – неодобрительно кривя пухлые красные губы, фыркнула Калтащ.
Шаман распрямился, с опаской поглядывая на девочку.
– Так ведь это… у нас еще пока Заря… Вечерняя, правда, – развел руками он. Говор у него был странный – Пукы никогда такого не слышал. Да и шаманский плащ выглядел непривычно. – Вот и велели покамлать напоследок! Вроде бы мальчишку какого-то ищут – непочтительность к Храму, преступное нарушение Заветов Голубого огня, связь с подземным миром…
– И что? Ты предлагаешь МНЕ рассказать, где искать несчастного ребенка? – голос Калтащ стал окончательно неприятным. Девичий облик поплыл, и над шаманом нависла жуткая старуха. Пукы предпочел бы встретиться с теткой Секак, парочкой мэнквов и десятком эрыгов разом, чем с Калтащ в таком настроении. И это ей он рассказывал, как глубоко она не права? Ай-ой! – Чтобы вы отправили его на костер?
– Нет! Нет, я – нет! – пятясь, пробормотал шаман. – Мне просто велели! Мне велели – я камлаю!
– Ве-елели! Эк вас девчонки-то голубоволосые согнули – просто в бараний рог! – узкие губы старухи скривились.
Пукы наверху, в гнезде, испытал мгновенный прилив гордости – а он знает, кто такой баран! На далеком юге зверь грозный с рогами неодолимыми водит за собой по скалам стада этих… диких баранок, во! Умен и покладист, говорят, необычайно.
– Вот за что я вас, Белых, не выношу – трусы вы! Пошел вон, – негромко обронила старуха.
Перепуганный шаман отпрыгнул назад, растворяясь в тумане.
– И курицу свою забери! – гаркнула Калтащ, запуская птицей в клубящийся на месте его исчезновения туман. Из тумана послышался звук удара и болезненный ойк. – Еще скажи спасибо, что отпустила, – недобро кривя рот, процедила старуха. – Но ты принес мне нужную весть, и потому уходишь живым! Начинается дело! – Калтащ глубоко вздохнула. – И первый здесь, и второй уже рядом, – загадочно пробормотала она и, вскинув голову, поглядела. Казалось, прямо в глаза Пукы.
Испуганный мальчишка нырнул за край гнезда, сорвался и покатился по пологой стене вниз, на пуховую подушку. Два гигантских пальца опустились в гнездо, ухватили Пукы поперек пояса. Громадная Калтащ поднесла крохотного мальчишку к лицу. Близоруко сощурилась. Глаза-щелочки лучились смехом:
– По крайней мере, ты не боишься тех, кто сильнее тебя. Еще бы тебе научиться не дразнить нас понапрасну. – Она вдруг посерьезнела. – Ты знаешь, чем отличается шаман от остальных людей?
– Травы знает, лечить может… – пробормотал Пукы, с опаской поглядывая вниз и на всякий случай покрепче цепляясь за большой палец гигантской Калтащ. – О, духами владеет!
– Да, но почему он ими владеет? – терпеливо спросила Калтащ и, не дожидаясь, пока призадумавшийся Пукы найдет ответ, ответила сама: – У обычного человека шесть душ – у шамана может быть больше. Он может впускать их в себя, изгонять, возвращать, отсылать снова… Тебе обязательно нужно найти еще три души. Одна – путь к великому мастерству и дорога под землю, – напевно произнесла Калтащ и крепко стиснула между пальцев вскинувшегося на словах «под землю» Пукы, не давая произнести ни слова. – Вторая – путь к женщине и дорога в небеса. – Она многозначительно посмотрела на густо покрасневшего Пукы. – И третья – путь от человека к зверю и обратно, твоя дорога по Средней земле. Если эти три души будут с тобой – ты станешь непобедимым, Донгар!
