– Так вот почему… – прошептал он. – Спасибо за подсказку, Хожирой.
Аякчан покосилась на мальчишку с любопытством. Хожирой – нижний кузнец, покровитель всех Черных. Как Хакмару не страшно взывать к такому жуткому существу – о нем ведь только подумаешь, оторопь берет!
– А если услышит кто, как в Ночи камлают? – уже вытаскивая из вещевого мешка тщательно завернутый обод сломанного Аякчан бубна, спросил Хакмар.
– У хозяев только дочка в доме маленькая – наелась да спит! – мотнул головой Донгар.
– Ты б, Донгар, тоже поел. – И с трудом, будто в преступлении каком признавался, Хакмар выдавил: – Вкусно.
– Я… не могу. Не хочу, – оглядываясь на остывающий котелок, выдохнул молодой шаман. Был он бледен, уголок глаза нервно подергивался, а руки находились в непрестанном движении, в голосе появились визгливые нотки – он вскочил и принялся расхаживать по кузнице, не в силах усидеть на месте. – У меня будет самый сильный на Средней земле бубен! – воскликнул он, глядя, как Хакмар прилаживает к ободу колокольчики. – Ведь его делает самый сильный в Средней земле кузнец! Чем сильней кузнец – тем сильнее бубен!
Хакмар ничего не ответил на эту истеричную похвалу, только поглядел тревожно на мечущегося по кузнице Донгара – и словно заторопился, во всяком случае, руки его стали двигаться еще проворнее.
– Мальчишки, вы что – всерьез? – растерянно глядя то на одного, то на другого, сросила Аякчан. – Он что – и правда будет камлать… Ночью? – Голос ее задрожал, она вскочила. – Совсем рехнулись, да? Сюда поналезут нижние духи… – она огляделась с таким ужасом, будто всю кузницу уже заполнили чудовища. – Они нас сожрут!
Хакмар лишь молча усмехнулся, продолжая возиться с позвякивающими колокольчиками.
– Верхние духи тоже сожрать могут, большая девочка-жрица! – продолжая мерить кузницу нервными шагами, откликнулся Донгар.
– Я не большая! – огрызнулась Аякчан, и впрямь чувствуя себя маленькой и беззащитной. Как в тот День, когда только появившаяся в их доме мачеха, ругаясь, била ее, пятидневную, оленьим поводом, а искалеченная мать лишь скулила у порога, вздрагивая каждый раз, когда жесткая кожа хлестала по вскинутым ладошкам плачущей Аякчан – но так и не пришла на помощь! Конечно, мальчишкам что – они сами Черные, им нижние духи как родные, а она – жрица Огня!
– А если мимо стража пройдет да услышит, как камлают в Ночи, – верховные жрицы сразу узнают, что вы здесь! – попыталась зайти с другой стороны Аякчан.
– Что ж, на этот риск нам придется пойти, – невозмутимо отозвался Хакмар. – На вот тебе. – И он сунул Аякчан уже вырезанный по кругу кусок кожи. – Тут у кузнеца я краски видел – разрисуй, пока я с ободом закончу! Бубен-то должны женщины разрисовывать!
Аякчан растерянно посмотрела на выставленные перед ней краски.
– Почему мы должны на него работать, пока он бездельничает? – злобно прошипела она.
– Потому что я нашел нам жилье, ты нас накормила, а он тем временем выполнил основную задачу – отыскал следы черной женщины, – серьезно объяснил Хакмар. – Мы вроде бы за тем в город и ехали? И он не бездельничает.
Аякчан оглянулась – суетящийся Донгар торопливо натягивал вдоль стен кузницы веревку – от наковальни к поставцу, от поставца – к опорному столбу, так что та поднималась уступами все выше и выше. Вдоль всей веревки были привязаны цветные пучки конского волоса.
– Лестница это, – поймав вопросительный взгляд Аякчан, каким-то лязгающим голосом пояснил он – глаз его подергивался все сильнее, потом начал судорожно кривиться рот. – Лестница к верхним духам подниматься, вопросы задавать, Черную искать.
– Разве ты можешь к верхним духам камлать – ты ж Черный? – пробормотала Аякчан, неловко вертя в руке кисточку из беличьей шерсти.
– Я все могу, – отозвался Донгар, и голос его стал глухим, будто вырывался не изо рта, а прямо из утробы. И губы шевелились не в лад. Он критически оглядел свою «веревочную лестницу» в небеса. – Надо б еще подмести в кузне – мелких духов вымести, чтоб камланию не мешали.
– Подметать – женская работа, – ехидно сообщил Хакмар.
Что-о? Аякчан круто повернулась к наглому мальчишке. Она так и знала! Знала, что если она хоть раз для них что-то женское сделает – рубашку зашьет или вот поесть приготовит, наглые мальчишки тут же опеределят ее в обслугу! Полы мести! Твари неблагодарные, если бы она не возилась с их обедом, а как Донгар, ушла – да сразу в Храм, они б сейчас не веник ей в руки совали, а в Храмовых подвалах ждали решения своей черной участи! И никаких рыбных рулетиков – вода да горелые лепешки! От бешенства у нее потемнело в голове, взор затянуло ало-голубым маревом, на мгновение Аякчан ослепла…
Спокойно, жрица должна сохранять спокойствие, она поставит на место паршивых мальчишек… Аякчан глубоко вдохнула едкий воздух кузницы. Перед глазами стало проясняться…
– Что, закончила уже? Здорово! И готовит хорошо, и рисует нормально – не была бы жрицей, стала бы отличной девчонкой! – услышала она над собой насмешливый голос Хакмара.
Аякчан заморгала, разгоняя плывущий перед глазами цветной туман, – и увидела, как лежащая перед ней вырезанная шкура скользит прочь.
Аккуратно подрезая кожу, Хакмар принялся натягивать ее на бубен.
Но она же ничего не рисовала! Аякчан поглядела на свои руки – и обомлела. Слипшаяся от краски беличья кисть лежала рядом, а пальцы и ладони девочки покрывали пятна алой охры, синего ультрамарина и черного угля.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Хакмар, отстраняя от себя наново перетянутый бубен, и непонятно добавил: – Не хуже Минькиных барабанов!
«Интересно, Минька – это парень или девчонка? – ревниво подумала Аякчан. – Наверняка девчонка! Глупая, страшная, ходит и в барабан бьет, чтоб народ разбегался!»
Хакмар повернул свое творение. Бубен, к которому она и не притронулась – она точно помнила! – и впрямь был разрисован! Очерченная несколькими волнистыми черными линиями Великая река, основа вселенной, зачиналась в Нижней земле, текла сквозь Среднюю, могучим бурным потоком вздымаясь аж до Верхней и, выгибаясь петлей, бурлящим водопадом опадала обратно, в Нижнюю, устьем соединяясь с собственным истоком, впадая сама в себя и замыкая все три мира в неразрывное кольцо. Но ведь это же ересь, за которую Храм любого предал бы смерти в Огне, – верхний мир светлых духов не может смыкаться с обителью злобных нижних тварей! Но еще больше пугали ее прорисованные у Реки фигурки – мальчишка с тяжелым кузнечным молотом у истока, словно летящая сквозь воды верхней петли девочка с развевающимися голубыми волосами, а у пронзающего Средний мир русла в настороженной позе застыл медведь.
– Ай-ой, девочка-жрица, вот это рисунок, ай-ой! – глядя на Аякчан растроганными глазами одаренного косточкой пса, захлебывался от восторга Донгар. – Это Хакмар, моя нижняя душа, – тыча ногтем с черной каймой в изображение мальчишки у истока, шмыгнул носом он. – Это ты летишь, моя верхняя душа, а это? – указывая на медведя, вопросительно глянул он. – Мой иччитэ – дух Среднего мира?
