– Здравствуйте, – пробасил один из докторов, – я Федор, со
мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?
– Плохо мне, тошнит, – ответила маменька.
– На ночь ели?
– Пила.
– И что?
– Ваня принес, он приготовил.
Федор повернулся ко мне:
– Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.
Я кивнул.
– Чем попотчевали матушку? – улыбался врач.
Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.
– Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина,
пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара
зерен аниса.
– Еще гвоздик, – прошептала Николетта, – там на дне гвоздь
лежал.
– Точно, – кивнул я, – шуруп.
Федор кашлянул:
– Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную.
Можно я откину одеяло?
– Да, – кивнула Николетта.
Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.
– Это что?
– Цепь, – ответила маменька, – она к батарее идет.
– И кто вас на нее посадил?
– Ваня, – Николетта сообщила чистую правду.
Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:
– Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы,
Ваня, пройдемте со мной.
Мы вышли в коридор.
– Вот что, – сурово заявил Федор, – вижу, вы решили извести
мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с
собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно
сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее!
Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в
единоличное пользование получить.
– Погодите, вы не правы!
– Кто дал ей на ночь эту бурду?
– Я, но…
– А на цепь кто посадил?
– Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но…
– И слушать вас не желаю!
– Федор Олегович, подите сюда! – крикнула Олеся.
Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я,
ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.
– Смотрите, – тыкала пальцем под простыню медсестра, –
бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не
пропускающий воздух.
Федор наклонился к Николетте:
– Дорогая, я понимаю, как вы страдали!
– Да, – всхлипнула маменька, – всю жизнь.
– Но теперь с этим ужасом покончено, я позабочусь о вас.
– Спасибо.
– Отвезем вас в клинику и поместим в лучшую палату.
– Мне так плохо? – испугалась маменька. – Я умираю, да?
– Что вы!
– Нет, скажите правду, о чем вы шептались с Ваней? Ах, мой
несчастный сын! Как он станет жить без матери! Бедняжка! Кто позаботится о нем,
сделает обед, постирает белье, уложит спать, споет колыбельную…
Я молча прислонился к косяку. Ну вот, спектакль под
названием «Умирающая мать прощается с сыном» стартовал. Похоже, Николетте не
так уж плохо, а тошнит ее от смеси молока, йода, чеснока и аниса, недуг скоро
пройдет. Кстати, насчет колыбельной она загнула! Впрочем, маменька никогда не
занималась домашним хозяйством, эта миссия всегда была возложена на Тасю, няня
не только успешно справлялась с бытовыми проблемами, но и пела мне на ночь
песенку про медвежат. Только откуда Федору знать, как обстояли дела у
Подушкиных на самом деле? Поэтому он сейчас готов разорвать меня в клочья.
– Вава, – стонала маменька, – все мое принадлежит тебе. Гроб
закажи нежно-розовый, это хорошо оттеняет цвет лица, проследи, чтобы челку не
уложили на лоб, мне так не идет. Не забудь о Тасе, пусть уж доживает век в
квартире, хоть и не заслужила этого. Забери себе мои платья.
– Вряд ли я сумею их надеть, – вздохнул я.
– Это я Тасе говорю.
– Так не влезу в них, – ожила домработница, – лучше продам.
– Нет! Носи.
– Но они малы мне!
– Худей и носи!
– Вам рано думать о смерти, – быстро сказала Олеся, – вы,
бабушка, еще долго протянете, этому гаду назло.
Я подавил смешок, ну, сейчас начнется.
Николетта приподнялась на локтях:
– Ба-буш-ка? Я? Никто и никогда еще так меня не оскорблял! Я
справила не так давно тридцать пятый день рождения…
В воздухе мелькали молнии. Федор, Игорь и Олеся молча
слушали вопли. Николетта высказалась до конца, добавив напоследок:
– А после курса омоложения и антистатики я стану совсем
девочкой!!! Посплю прикованной к батарее – и двадцать лет долой!
– Так это вы сами захотели! – осенило Федора. – И цепь, и
питье?
– Естественно, – презрительно произнесла маменька, – как же
иначе?!
Доктор осторожно посмотрел на меня, я улыбнулся и помахал
ему рукой.
– Без проблем, не переживайте.
– Мы уходим! – рявкнул врач.
– Скатертью дорога! – отозвалась маменька.
Медики двинулись к двери.
– А гвоздь? – отмерла Николетта.
– Какой? – обернулся Федор.
– Тот из молока, я его проглотила, – совершенно спокойно
заявила маменька.
Доктора кинулись назад, началась суматоха. Через час нас
доставили в больницу, на рентген. Просвечивание ничего не показало. Николетта,
безостановочно бранясь, выстроила вокруг себя всех дежурных специалистов,
требуя извлечь из нее гвоздь.
– Вдруг вы его и не глотали вовсе, – робко предположил один
из врачей, – а просто уронили!
Можно я опущу на этой фразе занавес и не стану описывать
дальнейшие события? Домой я привез Николетту в десять утра. Всю дорогу она
строила планы мести, обещая сровнять клинику с землей.
