Да нет, просто не услышал. Долгая жизнь с маменькой приучила
меня никогда не вслушиваться в ее речи, главное, во время пространных монологов
кивать головой и изредка с самым заинтересованным видом говорить:
– Да, да!
– Едем домой, – велел Николай, – значит, не судьба!
– Вон ларек стоит, – спокойно сообщила Вера, – Иван
Павлович, купите сахар.
Я добрался до торговой точки и узнал, что рафинада нет.
Услышав это, маменька и Николай снова впали в истерику, но
Вера опять проявила разум.
– Возьмем конфет! Леденцов, там один сахар в составе.
Я принес пакетик.
– Нет, – взвыл Николай, – только не такие!
Целитель начал меня утомлять.
– Чем они плохи? Цифр на пакетике нет, одни буквы!
– Они зеленые!
– Ну да, ментоловые, освежающие.
– Мандрагора боится цвета травы! Можно только красные или
белые.
Пришлось снова сгонять в ларек и поменять зеленые на
малиновые.
– Всем съесть по четыре штуки, – голосом маршала, готового
вступить в бой, объявил Николай.
Маменька и Вера послушно запихнули в рот конфеты, я тоже
положил на язык леденцы. Ей-богу, большей гадости я не пробовал, отчего-то
сразу началось слюноотделение, как у ротвейлера. Судя по чавкающим звукам,
доносившимся с заднего сиденья, у остальных членов отряда возникла та же
проблема.
– У тебя есть бумажные платки? – спросила Николетта.
– Закончились, – ответил я, осторожно вытирая губы тыльной
стороной ладони.
Маменька принялась возмущаться.
– Налево, – скомандовал Николай, – теперь прямо, прибавь
скорость!
– Тут знак, больше тридцати нельзя.
– Ерунда, мы опоздаем! – воскликнул целитель.
– Вава, жми!
– Иван Павлович, поторопитесь…
Я прибавил газу и тут же услышал оглушительный свист. Можете
мне не верить, но на пустынной дороге, ночью, оказался гаишник, наверное, такой
же ненормальный, как и наша компания.
Парень подошел к машине и рявкнул:
– Сержант Самойлов. Почему нарушаем?
Я полез в бардачок за документами.
– Извините, я очень тороплюсь.
– Куда?
– На кладбище.
– Издеваетесь, да?
– Что вы, чистая правда, – начал оправдываться я, роясь в
бардачке.
– Нам надо до рассвета успеть! – вякнула Николетта.
– До крика петухов, – поправил Николай, – как только
«ку-ка-ре-ку» раздастся, пиши пропало.
– Жди потом целый год, – вздохнула Вера, – нам только раз в
двенадцать месяцев можно предпринять подобное путешествие.
– А почему номеров нет? – вдруг тихо спросил сержант.
– Там число зверя, – пояснил Николай.
Я, не найдя документов, повернулся к гаишнику и, вылезая из
машины, сказал:
– Сейчас покажу, они в багажнике лежат.
Луч карманного фонарика ударил мне в лицо, потом
переместился внутрь салона. В ту же секунду гаишник по-детски ойкнул и
опрометью бросился к своей машине.
– Эй, вы куда? – удивился я. – Подождите, сейчас номера
покажу, а потом документы отыщу, они небось за аптечку завалились.
Но сержант двумя огромными прыжками преодолел расстояние до
бело-голубой «девятки» и был таков. Полный изумления, я сел на водительское
место и спросил:
– Что это с ним?
– Может, его куда-нибудь вызвали? – предположил Николай. –
Ваня, чем ты перемазался?
Я глянул на целителя и ахнул. Кожа вокруг его рта была
интенсивно-красного цвета. Очевидно, леденец окрасил губы Николая, и целитель,
наверное, как и я, вытер их рукой и размазал слюни. Теперь понятно, отчего
гаишник задал стрекача. А вы бы как поступили, встретив глубокой ночью на
глухой дороге машину, набитую странными людьми в белых одеяниях, с
кроваво-красными пятнами вокруг рта, спокойно сообщающими, что им во что бы то
ни стало следует попасть на погост до того, как прозвучит первый крик петуха?
Лично я бы унесся прочь на своих двоих, забыв про
автомобиль.
– Так мы едем или нет? – начала возмущаться Николетта.
Я воткнул первую передачу, «жигуленок» бойко запрыгал по
бетонке.
Естественно, ворота кладбища оказались закрыты на замок.
– Тут должен быть сторож, ну-ка позовите его, – велел
Николай.
Все уставились на меня.
– Понятия не имею, где следует его искать, – попытался
сопротивляться я.
– А вон там у оврага избушка, – указал Николай, – постучись,
дай ему на водку, он и отопрет.
– Отчего бы вам не сходить самому? – Я окончательно вышел из
себя.
– Ваня, – неожиданно ласково протянул Николай, – я сейчас
буду готовиться к обряду, это дело непростое, энергии понадобится много. Сделай
одолжение, пригласи сторожа.
Когда люди разговаривают по-человечески, я моментально иду у
них на поводу, поэтому и поспешил к ветхой избенке, больше похожей на собачью
будку, чем на жилище человека двадцать первого века. Привратник не боялся лихих
людей, дверь в его конуру оказалась незапертой. Я вошел сначала в невероятно
грязную кухоньку, заставленную пустыми бутылками всех калибров, затем оказался
в комнатенке и понял, отчего хозяин не опасается разбойников. Просто у него нет
вещей, на которые может польстится вор. Из обстановки тут были кособокий
допотопный гардероб и железная кровать с никелированными спинками.
Любая мебель, прежде чем стать особо ценным антиквариатом,
проходит стадию рухляди. То есть, если у вас дома имеется старый стул, не
спешите тащить его на помойку. Сейчас, ясное дело, он никому не нужен и дороже
рубля не стоит, но лет этак через пятьдесят сей ободранный предмет гордо
выставят на аукционе, и он будет стоить кучу денег.
На ложе, прикрытый одеялом, из которого в разные стороны
торчали куски ваты, кто-то спал. Я посветил карманным фонариком на кровать,
потом осторожно, чтобы не испугать человека, сказал:
