– Зато имею данные его старой прописки, – усмехнулась
профессор. – Павел Николаевич, когда мы документы в агентстве оформляли,
естественно, паспорт показал, его адрес, ну тот, где он с женой жил, в договоре
указан. Павел очень просил меня никому его не сообщать, не хотел, чтобы
кто-нибудь его бывшую супругу тревожил. Уезжая, он предупредил меня, что среди
его пациенток есть много психически неадекватных женщин, которые, влюбившись в
доктора, способны на глупые поступки. Я знаю, что такое случается, впрочем, мне
думается, Павел Николаевич и сам был не промах, но не о нем речь. Я никому
адреса не разгласила, а вам дам с огромной радостью.
Глава 24
Павел Николаевич Бурцев оказался прописан в доме, мимо
которого я в свое время неоднократно ходил. Рядом с ним в здании, похожем на
гигантский корабль, одно время жил Гриша. Когда-то его папенька имел здесь
комнату в коммунальной квартире. Родители Гриши жили в просторных хоромах, а
десятиметровая комнатенка стояла пустой. Когда Гришка стал студентом, отец
вручил сыну ключи и сказал:
– Небось охота одному пожить, без нравоучений?
Кто бы отказался, будучи первокурсником, получить
собственное жилье, особенно в те, советские годы? Естественно, Гришка
моментально смылся из обширных, но совместных с родителями апартаментов в
крохотную, зато собственную кубатуру. И началось! Гулял он до полной отключки
до тех пор, пока две древние бабки, проживавшие в соседних комнатах, не
позвонили его отцу и не устроили вселенский скандал. Папенька мигом вернул
Григория назад, и его веселое житье прекратилось. Но до сих пор иногда, уже
давно обитая в одиночестве, Гришка вспоминает те денечки и вздыхает:
– Эх, хорошо было, жаль только, недолго! Вот карги, спали
себе целыми днями, ну почему возмущаться начали?
Добравшись до огромного здания, я медленно пошел вдоль
фасада. Надо же, я совсем забыл, в каком подъезде обитал Гришка. Вон в том,
угловом? Нет, вроде дверь была ближе к середине здания. Одно знаю точно: я
входил к Грише с проспекта. А дом, где проживал Павел, расположен рядом, и он
невероятно огромный, квартира Бурцева имеет номер две тысячи два, строили
домину еще при Сталине, а в те годы любили гигантский размах, если здание, так
уж размером с провинциальный город.
У некоторых людей самые яркие воспоминания вызывает запах,
вдохнешь случайно аромат давно забытых вещей, и память начинает услужливо
подсовывать картины. Я принадлежу к породе таких «нюхачей». Не успел войти в
подъезд, как голова слегка закружилась, тут в воздухе витала смесь запахов,
очень хорошо мне знакомых. Вмиг в мозгу возникла такая сцена. Я звоню в дверь,
она распахивается, из щели высовывается Гришка.
– Чего тут прыгаешь? – шипит он.
– Мы же в кино собрались, – удивленно отвечаю я, – в Дом
литераторов, отец билеты достал, на французский фильм.
– Ступай один.
– Ты не хочешь посмотреть импортную ленту? – изумляюсь я.
Для тех, кто не знает, поясню: в СССР практически не
показывали кино, снятое, как тогда говорили, «на Западе». Впрочем, старые ленты
все же можно было посмотреть, взяв абонемент в кинотеатр «Ударник», там работал
«Университет культуры». Сначала вы слушали нудную, но, к счастью, короткую
лекцию о том, что вам предстоит увидеть, затем показывали фильм. Но современные
ленты до Москвы добирались редко, и демонстрировали их в основном в так
называемых творческих домах: литераторов, композиторов, кинематографистов.
Попасть на подобный показ считалось огромной удачей, люди потом долго
рассказывали об увиденном, хвастались, ощущая себя принадлежащими к касте
избранных. И вот сейчас Гришка отказывается от такой радости.
– Уходи, – бубнил приятель.
Меня поразил его бледный вид и воспаленные, красные глаза.
– Ты заболел? – заботливо спросил я. – Может, помочь чем?
– Нет.
– Похоже, тебе плохо, дай зайду.
– Топай куда шел.
Я обиделся и пожал плечами:
– Ладно, пока.
– Эй, погоди! – крикнул Гришка.
– Что?
– Извини, некрасиво вышло, – забубнил он, – девушка у меня,
ну, сам понимаешь… В общем, ступай один кинушку смотреть.
Я рассердился на ветреного приятеля.
– Мы же вчера договорились, в восемь вечера, абсолютно
точно.
– Кто ж знал, что я в десять с девушкой познакомлюсь, –
хихикнул Гришка, – и еще меня собака укусила.
– Да? – удивился я.
Приятель кивнул:
– Ага, выскочила из-за угла, мелкая шавка, да как цапанет! Я
их ненавижу! Вот дрянь! Теперь нога болит.
Я не очень поверил в тот день другу, мне пришлось продавать
лишний билет у входа. В молодости Григорий терял голову при виде дамы,
согласной на постельное приключение. Впрочем, талант ловеласа не помешал ему
получить диплом с отличием – те, кто заканчивал медицинский вуз, знают, как это
трудно, – а потом стать великолепным врачом. Сейчас Гришка просто нарасхват,
консультирует во многих местах, пишет научные книги. Но он не женат, два его
брака закончились трагически, обе супруги умерли, впрочем, Гриша не любит об
этом вспоминать. Теперь он находится в свободном полете.
– Вот нагуляюсь и пойду в загс, – иногда смеется Гриша.
Но лично мне кажется, что этот момент не настанет никогда,
даже на собственных похоронах, лежа в гробу, Гришка заметит, что у
распорядительницы скорбной церемонии стройные ножки и симпатичная попка.
После того дня Гриша стал побаиваться собак, и я ругал себя
за недоверчивость. Значит, его и впрямь укусила болонка. Кстати, тут они с
Женей Милославским опять оказались похожи. Женька, впрочем, пошел дальше Гриши.
Если второй опасается разных псов, даже размером со спичечный коробок, то
Женька вздрагивает, приметив любое животное, ему все равно, кто это: собака,
кошка, мышь. Когда на первом курсе института приходилось ходить в морг, Женя
совсем не дергался, мертвые тела не вызывали у него особых эмоций. Но вот когда
на том же курсе пришлось резать лягушку… Вот тут Женька попросту удрал с
занятий, а потом долго ходил за преподавателем, ноя:
– Ну можно я сдам зачет так, а? Мне противно ее трогать.
