Швырнув трубку на заднее сиденье, я выехал на проспект и
поспешил в сторону Кольцевой дороги. Встретить в Москве черную кошку
неудивительно, намного реже попадаются бабы с пустыми ведрами, священников я
видел на улицах столицы всего пару раз за всю жизнь. А вот трубочист! Да, я
слышал, что столкновение с ним сулит несчастье, только скажите мне на милость,
где эти специалисты? Я уже не мальчик и никогда не видел трубочистов, так
сказать, живьем, нечего даже думать об идиотских выдумках.
Меня всегда интересовало, кто посещает огромные торговые
дома ночью? Но сейчас в пустом зале площадью в несколько тысяч метров я был
далеко не один. От стеллажей зарябило в глазах. Десятки кастрюль, сотни чашек,
тысячи кухонных принадлежностей, миллионы безделушек… Голова начала кружиться.
Нет, мне никогда не понять женщин, обожающих бегать по лавкам, на мой взгляд,
нет более утомительного занятия, чем покупка всякого ненужного барахла типа сто
сороковой статуэтки свиньи. Вон их сколько стоит, керамических поросят всех видов
и размеров.
Вспомнив, что дочь Юли говорила про посуду, я пошел сквозь
строй стеклянных, чугунных, эмалированных и стальных емкостей, предназначенных
для приготовления пищи. В самом конце длинного ряда стоял стол, а за ним сидела
хрупкая женщина, самозабвенно читавшая книгу. Продавщица была настолько
увлечена сюжетом, что, когда я спросил: «Простите, вы Юля?», она взвизгнула:
– Ой! Кто здесь!
– Вы Юля? – повторил я вопрос.
– Ну, в общем, да, – осторожно ответила продавщица, – ну и
напугали же вы меня! Думала, собака подкралась! Меня в детстве укусила овчарка,
так теперь я всех псов до одури боюсь!
Я тяжело вздохнул. Интересно, где она встречала говорящую
псину, способную рявкнуть: «Вы Юля?»
Но я не стал ехидничать.
– Очень приятно, меня зовут Иван Павлович Подушкин.
Юля отложила книгу.
– И что? Кастрюли купить хотите?
Я развел руками.
– Вон те не советую, – Юля приступила к выполнению
профессиональных обязанностей, – дорогие, а бестолковые. Пойдемте, покажу
хорошие.
– Извините, но я не собираюсь заниматься утварью, –
остановил я ее порыв.
Юля заморгала.
– Меня прислал Паша, – быстро сказал я.
– Какой? – совершенно искренне удивилась продавщица.
– Неужели не помните?
– Не-ет, – протянула Юля, – а… а… а, наверное, тот, что в
субботу набор брал! Пришла его сковородка, только сегодня днем получили! Уж
извините, я знаю, что задержали заказ, только это не моя вина, на фирме…
– Юля, я приехал по поручению Павла Николаевича Бурцева. Вы
ведь хорошо его знаете, – строго сказал я.
– Павла? – медленно повторила Юля. – Павла? Он же погиб!
– Нет, – отрезал я, – нет. И вы…
Но докончить фразу не успел. Юля странно всхлипнула, вытянула
руки вперед, шагнула вбок, наткнулась на стеллаж, забитый пластмассовыми
изделиями, и обвалилась на пол. На нее хлынул дождь разноцветных емкостей из
пластика. Я кинулся к Юле, отшвырнул миски, коробочки, крышки и понял, что она
не притворяется, а на самом деле потеряла сознание. Слегка испугавшись, я
попытался привести продавщицу в чувство, похлопал ее по щекам, расстегнул пояс
у брюк, подул на лицо. Наконец Юля открыла глаза.
– Где? – спросила она.
– Все нормально, – быстро ответил я, – вы на работе, просто
упали.
Если честно, то я надеялся, что Юля забыла, по какой причине
она лишилась чувств, но продавщица внезапно вскрикнула:
– Где? Он где?
– Кто?
– Павел. Неужели жив? Господи, не может быть!
Я помог Юле встать, усадил ее на стул, а сам устроился на
табурете, стоявшем рядом. Нет, ни одной актрисе в мире не сыграть столь ярко и
убедительно, а если все же Юля притворяется, то театр потерял гениальную
лицедейку, которой Сара Бернар и в подметки не годится.
– Павел, – бормотала Юля, – просто невероятно. Неужели из-за
той ссоры он так поступил! Нет! Невозможно! Я чуть не умерла тогда.
Тяжело вздохнув, я вытащил удостоверение.
– Юлечка, бога ради, простите дурака!
– Вы кто? – прошептала женщина, снова серея.
Испугавшись, что она опять обвалится без чувств, я быстро
добавил:
– Выслушайте меня.
– Да, – кивнула Юля, – хорошо.
Глава 26
Узнав, что я подозревал ее в нечестности, Юля воскликнула:
– Вы даже не представляете, что я пережила, услыхав о
катастрофе. Мы ведь очень плохо расстались. Меня потом долго мучило, что я
крикнула ему вслед: «Ну и пошел вон, надеюсь, мы больше никогда не увидимся!»
Так и вышло! Не встретились!
Я кивнул. Некоторые слова никогда не следует произносить
вслух. Я в силу воспитания являюсь атеистом, как, наверное, подавляющее число
людей, чье детство пришлось на годы советской власти. Сначала мы были
октябрятами, потом пионерами, затем комсомольцами. Ни о каких религиозных
праздниках не знали, поста не держали, Библии не читали. Кое-кто, правда,
начинал задумываться о смысле жизни, доставал с огромным трудом работы, к
примеру, Флоренского, но я жил с незамутненным разумом, искренне считая, что
религия – это «опиум для народа». И лишь в зрелые годы узнал, что коммунисты
охотно цитировали первую часть бессмертного высказывания классика, целиком оно
звучит так: «Религия – это опиум для народа, она облегчает ему его страдания».
Согласитесь, эта фраза имеет совсем иной смысл.
Так вот, будучи атеистом не по убеждениям, а из-за
теологической безграмотности, я верю в то, что нами руководит некто более
разумный, чем человек. Этому, скажем так, высшему существу свойственно не
замечать глупые, мелкие просьбы людишек. Эдак и свихнуться можно, если
ежедневно слышишь: хочу денег, любви, счастья, здоровья. Поэтому некто просто
занимается своими делами, но иногда вдруг его ушей достигает чья-то мольба,
произнесенная с особой страстностью. И моментально происходит выполнение
желания. Одна беда, оно частенько оказывается сформулировано некорректно, и
вершитель людских судеб преподносит вам большой и, как правило, неприятный
сюрприз.
