Я почувствовал себя самодуром-барином, от которого дворня,
опасаясь царского гнева, усиленно скрывает какую-то неприятность.
– Немедленно говорите, что стряслось!
– Ну…
– Э…
– Да…
Мне стало совсем не по себе. Всегда весьма говорливые
домочадцы сегодня по непонятной причине лишились дара речи. Но тут дверь в
ванную распахнулась, и появилась Николетта, по-прежнему от макушки до пят
укутанная в халат. Я слегка успокоился. Маменька вполне бодро самостоятельно
передвигается, остальные тоже выглядят нормально.
– Что, – неожиданно спросила Вера. – Помогло?
Вдруг Николетта трубным голосом возвестила:
– Ваня! Ты скоро станешь сиротой.
Я попятился.
– С какой стати?
– У меня смертельная болезнь!
Сердце перестало биться в тревоге. Слава богу, все
выяснилось! Николетта сейчас разыгрывает любимую комедию под названием
«Преждевременная кончина юной девушки». Николай, Вера и Ленка впервые
столкнулись с подобным представлением и перепугались. Странно только, почему
Тася, регулярно вот уже на протяжении многих лет наблюдавшая эти «антрепризы»,
стоит сейчас с пришибленным видом.
– Очень жаль, что ты занедужила, – приступил я к исполнению
своей роли, – немедленно ложись в кровать, я вызову врача.
– Нет.
Я удивился. Обычно все разыгрывается не так. Маменька,
рыдая, рушится в койку, потом призывается семейный доктор. А пока эскулап
спешит на помощь, Николетта диктует мне свою последнюю волю. Эпилог тоже
традиционен. Великолепно знающий свою пациентку врач торжественно подносит ей
стакан с раствором аспирина и объявляет:
– Это воистину волшебное средство сейчас поставит вас на
ноги.
Через десять минут Николетта и врач уже лакомятся в гостиной
кофе с ликерами, о смертельной угрозе здоровью маменька забывает до новой
комедии. К слову сказать, постановка разыгрывается тогда, когда большинство
подружек маменьки разъезжаются на отдых и Николетта начинает отчаянно скучать.
Но сегодня-то не июль на дворе, и врача маменька вызывать не желает.
– Мне никто не поможет, – трагическим тоном заявила
Николетта, – я заболела неизвестной заразой.
– Зеленюхой, – отмерла Тася, – вот едрена Матрена!
– Чем? – воскликнул я. – Зеленюхой?
И тут маменька, словно актриса, исполняющая главную роль в
греческой трагедии, широким жестом сняла капюшон с головы.
– О господи! – вырвалось у меня.
Лицо и шея Николетты были интенсивно-зеленого цвета.
– И ноги такие же, и руки, и все тело, – не преминула
сообщить маменька, – могу показать.
– Не надо! – испугался я еще больше. – Следует срочно
вызвать доктора.
– Он уехал отдыхать, – сообщила Тася, – я уже звонила ему, а
тама прислуга рявкает: «Не фига телефон обрывать, вернется через неделю».
– За семь дней я умру, – грустно констатировала Николетта.
Вот тут меня охватил ужас. Николетте, очевидно, совсем
плохо, раз она не вопит, не сучит ногами, не обвиняет всех вокруг в своей
болезни.
– Сначала мы думали, – влезла в разговор Ленка, – что она
снаружи испачкалась, ну бывает такое. Я вот разок купила себе халатик, недорого
взяла, на рынке, хорошенький, зеленый. Нацепила его, вспотела и покрылась
пятнами: краска с халата…
– Я все перепробовала, – перебила домработницу Николетта, –
растворителем терла, скрабом, содой, кефиром, соком лимона, даже мылом для
посуды! Бесполезно, только гуще цвет делается.
– Вовсе ничего не заметно, – дрожащим голосом вклинилась в
монолог Вера, – так, легкая зелень…
Не слушая ее лепет, я ринулся к телефону и набрал «03».
После появления в нашем доме Николая и Веры звонки в «Скорую» становятся дурной
традицией. Совсем недавно я вызывал уже врачей, и вот пожалуйста – они
потребовались вновь! Соединиться с диспетчером не удалось, сначала было прочно
занято, потом никто не брал трубку. Оставалось удивляться, отчего эту помощь
назвали «Скорой»! Решив не сдаваться, я набрал телефон клиники, где лежала
Нора.
– Человеку плохо, можете прислать машину?
– Вы к нам прикреплены?
– Нет.
– Вызов платный, двести долларов.
– Девушка! Я не спрашиваю о цене! Записывайте адрес! –
заорал я.
– Извините, сейчас все бригады заняты, позвоните к нам через
два часа.
Я уставился на трубку. Через два часа? Вот это здорово! Как
раз к похоронам успеют.
Поняв, что мое восхищение частной медициной получило
ощутимый пинок, я снова предпринял попытку соединиться с муниципалами и с
огромным облегчением услышал:
– Двадцать вторая, слушаю.
– Женщине плохо!
– Что случилось?
– Она позеленела, – выпалил я и осекся, сейчас девушка,
решив, что ее разыгрывают, бросит трубку.
Но диспетчер невозмутимо продолжала:
– Другие симптомы?
– Ну… ведет себя не так, как всегда.
– Агрессивна?
– Наоборот, очень тихая, ласковая, понимаете…
– Адрес!
Я быстро продиктовал наши координаты.
– Ждите, – сказала девушка, – придет машина.
Я заметался по квартире, периодически подбегая к Николетте и
спрашивая:
– Ну как? Ничего? Хочешь воды? Кофе? Чая? Сока? Конфет?
– Нет, Ванечка, спасибо, – пугающе вежливо отвечала
маменька, приводя меня своим поведением в отчаяние.
