– Кто здесь? Есть тут кто? – срываясь на рев, хрипло спросил Хадамаха.
– Есть, конечно, – послышался очень спокойный, слегка удивленный голос. – Чего орешь-то? – Дверь ближайшей кузницы распахнулась, и на порог, отирая руки замасленной ветошью, вышел широкоплечий мужик в кожаном фартуке кузнеца.
Хадамаха почувствовал острое, почти обессиливающее облегчение.
– Что у вас тут делается? Темно почему? – переводя дух, выдохнул он.
– А это чтоб всякие в наши дела не лезли, – вежливо сообщил кузнец, глядя поверх плеча Хадамахи.
В последнее мгновение мальчишка успел метнуться в сторону – тяжелый удар вскользь обрушился на плечо, опрокинув Хадамаху в снег.
– Не прибил? – тревожно спросил кузнец, темной тенью возникая у ворот.
– Не! У меня ж не молот, а колотушка деревянная – оглушил только! – над Хадамахой выросла вторая темная тень – такая же кряжистая. – Сам понимаешь – вот только стражи нам тут сейчас и не хватало! – Колотушка взметнулась снова… и со всей наработанной у наковальни силой кузнец шарахнул мальчишку по голове. Хадамаха попытался вскинуть руку, защищаясь. Страшная боль прошла от локтя до плеча, в ушах загрохотало ненавистное медное било, а перед глазами вспыхнули кольца Рыжего и Голубого огня.
– Здоровый какой, чисто наш брат кузнец! – Его ухватили за ноги и потащили во тьму.
Свиток 14,
утверждающий, что на похоронах главное – не оказаться в роли покойника
Хадамаху тошнило. Темнота вокруг казалась расчерченной еще более темными полосками. Ровными. Он судорожно заморгал и наконец понял, что смотрит на темную улочку сквозь редкий забор. Рядом, припав лицом к щели, кто-то сидел.
– Я прихожу, а она спит, и шрам вот так, вот так поперек лица! – со всхлипом частил в темноте истерический женский голос. – Доченька моя, доченька! – зашлась плачем женщина. – Помогите, господин шаман, спасите!
Шаман? Хадамаха невольно шевельнулся и тут же настороженно замер.
Поскрипывание снега приближалось. Щели в заборе потемнели, будто мимо, шумно и почему-то многоголосо дыша, проплывало большое животное, вроде мамонта-Вэс. Кто-то высморкался и тут же сконфуженно притих. Хадамаха понял, что вдоль забора торопливо и целеустремленно движется толпа. Впереди неслышно, как призрак, скользил человек в плаще из белых птичьих перьев. Действительно, шаман. Но белый. Белый-то что тут делает? Хадамаха приподнялся, позволив глазам измениться. Темнота Ночи вспыхнула, наполняясь отчетливыми деталями. Теперь Хадамаха различал контуры домов, людей в толпе и даже маленькую спящую девочку на руках у белого шамана и… тощую, нескладную мальчишескую фигуру, торопливо поспешающую за Белым. Вот он, Черный! Из горла Хадамахи невольно вырвался ненавидящий рык. Припавший к щели забора человек вздрогнул и обернулся.
– Ты чего это? Очнулся? – настороженно сжимая в руках деревянную колотушку, пробормотал он. Хадамахе отлично видно было, как он щурится, пытаясь разглядеть мальчишку в темноте. – Ты, стражник, нам мешать не моги! Девчонку жалко, конечно, да только у всех дети! – срываясь на визг, как бывает, когда не уверен, что прав, и собственным криком пытаешься себя убедить, завопил он. – Если уж Ночные твари за людей взялись, так ни стража твоя, ни… – он опасливо понизил голос, – ни жрицы не помогут! Только шаман знает, что делать.
Хадамаха понял – черный шаман опять пакость замыслил и всю кузнечную слободу втянул. Обманул, обшаманил! Ох, не к добру они ребенка понесли! Мальчишка начал подниматься…
– Не мешай, кому говорят! – снова завопил охраняющий его кузнец. – Лежи! Лежи, а то вдарю, Небесными кузнецами клянусь! Ну, считай, сам напросился! – с угрозой в голосе процедил он и шагнул вперед, занося колотушку. И вдруг замер, будто враз превратившись в одну из ледяных статуй на городских крышах.
От земли, приподняв тяжелую лобастую голову, на мужика с интересом – ну, теперь-то что станешь делать? – смотрел молодой медведь.
Трусливых на кузнечной слободе не водилось. Яростно процедив:
– Еще одна нижнемирская тварь! Получай, подлый авахи! – мужик кинулся на медведя.
На морде медведя отразилось совершенно человеческое изумление, и совсем не звериным, а скорее воинским приемом он отбил колотушку в сторону. В полной тишине, без рева и рыка, поднялся на задние лапы – присевший от испуга мужик увидел лишь беззвучно вздыбившуюся над ним громаду. Послышался треск – туго обтянувшая плечи медведя стражницкая куртка лопнула по шву. На мужика навалилась страшная тяжесть, у самых глаз мелькнули оскаленные желтые клыки, и медведь дохнул на него жарким смрадом из пасти. Потеряв голос от запредельного ужаса, мужик бессильно осел в снег. Медведь фыркнул – кажется, смущенно, ободряюще похлопал его лапой по плечу, чуть не вколотив в снег по самые уши, косолапо переваливаясь, выбрался за ворота и со всех лап припустил вслед за толпой.
Третьи штаны! Третьи штаны он теряет – теперь и вернуть купцу нечего! Еще и тварью Нижнего мира обозвали! Совсем одичали эти горожане, честного Мапу от нижних чудищ-авахи отличить не могут! Так они еще решат, что он с черным шаманом из одной компании, – не переставая обиженно ворчать, медведь мчался по четко различимому следу. След пах горем, слезами, невыносимым страхом и – медведь снова зарычал – проклятым Рыжим огнем! Все беды от него!
Тяжело поводя боками, медведь остановился. След вел за ограду кладбища. Каждый глоток морозного Ночного воздуха кричал о приближающейся беде. Двигаясь совершенно бесшумно – даже хрусткий наст не скрипел под тяжелыми лапами, – медведь проскользнул в кладбищенские ворота. Перебегая от одной массивной ледяной плиты надгробия к другой, двинулся туда, где, шепчась и переминаясь, в испуганной тишине и темноте колыхалась толпа. Ночное зрение позволяло четко разглядеть немолодого белого шамана с крохотной девочкой на руках и стоящих по бокам мальчишек. На тощей, с запавшими щеками физиономии черного шамана застыло идиотски радостное выражение – сколько народу загубил, вот и лыбится, гад! Его красавчик приятель с манерами большого начальника настороженно зыркал по сторонам, точно ожидая нападения. Умгум, правильно ожидаешь, прихвостень Черного, да только медведя в засаде тебе не увидеть, не учуять и… не остановить!
Любопытно только, куда они свою голубоволосую подевали – не видать ее что-то!
– А зачем это мы на кладбище пришли, господин белый шаман? – неприятным голосом спросил красавчик, с недвусмысленной угрозой кладя ладонь на рукоять меча.
Прячущийся за надгробиями медведь оскалил зубы в недобром ворчании – и впрямь, что ж вы на кладбище-то делаете, да без покойника?
Белый шаман с девочкой на руках шагнул вперед – и остановился у маленькой прямоугольной ямы, вырезанной в мерзлой земле. Это же детская могилка! Проламывая наст, медведь вскочил. Вот теперь он понял, что задумал проклятый Черный – девчонку Нижнему миру в жертву принести!
Но прежде чем медведь успел с ревом ринуться на черного шамана, старое кладбище кузнечной слободы взорвалось безумием. Белый, именно белый, вскинул тельце девочки над головой – и с размаху, как тюк, швырнул ее в яму! Дружно, будто оголодавшие волки, слободчане кинулись к могиле и принялись забрасывать ее землей!
