Едва сдерживаемое недовольство Клеопатры
Андреевны и ее достойной матери тотчас же обрушилось на Ксению, и обе сурово
порицали слабость Ивана Федоровича, уступившего капризу этой сентиментальной
дуры, этой нищей, которая навязывала на шею мужа такое бремя, как чужой
ребенок, и не понимала, какую тяжелую ответственность она берет на себя.
Возвращаясь из Гатчино, Иван Федорович
встретился в поезде с одним знакомым офицером, который ехал в Петербург
повеселиться и легко уговорил его составить ему компанию.
Оба они очень приятно провели время в одном из
окрестных увеселительных садов, смотрели представление в летнем театре и
поужинали в обществе двух пикантных актрис.
Было уже пять часов утра, когда Иван Федорович
вернулся, наконец, к себе на Крестовский.
К великому своему удивлению, он увидел, что
многие окна его дома освещены. У подъезда его поджидал озабоченный Иосиф и
тотчас же сообщил ему, что два часа тому назад Бог дал ему девочку, что доктор
уже уехал и что у барыни в настоящее время акушерка и Шарлотта Ивановна.
— Ах, Боже мой! Какое несчастье, что я опоздал
в Гатчино на поезд! Как же все это случилось? — вскричал Иван Федорович.
— О! Барыня еще в три часа почувствовала себя
дурно. Даша, не зная, что делать, позвала Шарлотту Ивановну, и та все устроила.
Карл Богданович ездил за доктором и за акушеркой и купил все, что нужно, в
аптеке. Шарлотта же Ивановна ни на минуту не оставляла барыню. Слава Богу! Все
кончилось благополучно.
Иван Федорович плотно поужинал. Голова его
была тяжела, и он положительно падал от сна. Так что он вздохнул с истинным
облегчением, когда узнал, что Ксения спит. Он объявил Даше, что заснет немного
в кабинете, и приказал разбудить его тотчас же, как Ксения проснется.
Десять минут спустя он громко храпел,
совершенно забыв про свое двойное отцовство.
Было уже поздно, когда он встал. Ксения не
велела его будить. Она с меланхоличным спокойствием приняла его выражения
радости и любви. С безошибочным инстинктом сердца, она чувствовала холодность и
равнодушие под расточаемыми ей нежными словами и была убеждена, что все, что
муж говорил ей в оправдание своего отсутствия, было ложью.
X
С этого дня для молодой женщины началась новая
жизнь. Пустота и скука, терзавшие ее раньше, исчезли. Два маленьких существа,
за которыми она ухаживала с одинаковой почти нежностью, занимали все ее время,
часы проходили, как минуты, и она едва замечала постоянные отлучки Ивана
Федоровича, которые становились все чаще и продолжительнее.
Быть восприемником маленькой Ольги Ксения
пригласила своего приемного отца. Тот приехал на два дня и долго беседовал с
ней, но к Ивану
Федоровичу отнесся с холодной вежливостью и
несмотря на все старания последнего, не выходил из сдержанной молчаливости. Уезжая
обратно в Москву, он оставил дочери солидную сумму денег. С этого дня его
переписка с Ксенией сделалась еще более деятельной и дружеской.
Прошло более двух лет, не принеся с собой
ничего важного. Впрочем, маленькие огорчения были в изобилии и не раз служили
тяжелым испытанием терпения и мужества молодой женщины.
В те редкие минуты, которые Иван Федорович
проводил дома, он бывал обыкновенно очень придирчив и раздражителен. Кроме
того, он с каждым днем становился все скучнее и скучнее.
Это приходило не потому, чтобы он по природе
был скуп, но расходуя страшно много на себя лично, он старался экономить на
расходах по дому, и без щедрой предусмотрительности Ричарда Ксения и дети не
раз были бы лишены даже необходимого.
Каждый раз, как молодая женшина спрашивала у
мужа денег, последний неизменно замечал, что она получает от своего приемного
отца две тысячи четыреста рублей в год и что этого довольно на удовлетворение
ее капризов; на необходимое же вполне достаточно того, что он дает.
Оскорбленная и возмущенная, молодая женщина
устраивалась сама, как могла. Но болезнь детей вызвала неожиданные большие
расходы, что внесло беспорядок в ее бюджет, и она поневоле стала делать долги.
Чтобы восстановить как-нибудь равновесие, она отказывала себе решительно во всем,
но детей она не хотела лишать даже частички того комфорта, которым они были
окружены.
Страстная привязанность малюток вполне
вознаграждала ее за все приносимые ею жертвы.
Иногда, через долгие промежутки времени, она
получала письма от Ричарда, и они были для нее как бы солнечным лучом, на
минуту освещавшим ее печальную и монотонную жизнь.
Ричард с видимым увлечением говорил о своем
путешествии, описывал охотничьи приключения и рассказывал о своих планах на
будущее и о своих чудесных изысканиях, которым со стратью предавался.
На несколько часов Ксения забывалась и жила
одною жизнью с человеком, которого считала своим добрым гением. И тем не менее,
в те долгие часы одиночества, когда она думала о Ричарде, болезненное и горькое
чувство сдавливало ее сердце.
«Он забудет меня! Сколько красивых,
обольстительных и... свободных женщин встретит он в своем путешествии, которые
полюбят его, тогда как я обречена печально влачить здесь свои рабские цепи».
Такие дурные минуты, однако, бывали редки, и
тогда Ксения, стыдясь самой себя, целовала письмо и шептала:
«Будь счастлив, Ричард! Люби и будь любим, как
ты этого заслуживаешь. Я же буду молиться за тебя и буду исполнять свой долг:
воспитывать двух малюток, дарованных Богом, чтобы наполнить мою жизнь».
В последнюю зиму неожиданное несчастье
обрушилось на Ксению. Трехлетний Борис заболел скарлатиной. Как ни быстро
молодая женщина разделила детей, все-таки Ольга заразилась, и ее состояние
сделалось так серьезно, что доктор с самого начала опасался за ее жизнь.
Это было ужасное время. Ксения неутомимо день
и ночь дежурила у больных малюток. Борис скоро был на пути к выздоровлению, но
Ольга все еще находилась в смертельной опасности, так как болезнь ее
осложнилась.
Иван Федорович сначала выказывал большое огорчение
и помогал жене ухаживать за больными детьми, но по мере того, как болезнь
затягивалась, а расходы сильно увеличивались, настроение, духа его стало
портиться. Он снова стал раздражаться, а потом начал пропадать из дома, чтобы
хоть немного освежиться от госпитальной атмосферы, царившей у него.
В эти-то тяжелые дни Ксения открыла шкатулку,
которую Ричард оставил ей, чтобы она воспользовалась ею в случае крайней нужды,
и сумма, найденная там, окончательно вывела ее из затруднения. Наконец,
опасность миновала, Ольга осталась жива; но зато силы Ксении, до такой степени
истощились, что опасались, как бы она сама не слегла. Этого, однако, не
случилось. Молодая женщина была только очень слаба и нервна, так что с
наступлением весны доктор прописал ей и детям перемену климата и морские
купания.
