Но, может быть, это дело выгодное, и оно
только увеличит твое состояние, — заметил Ричард Федорович.
О, нет! Неужели я стала бы противиться этому
проекту, если бы предвидела что-нибудь подобное! Нет, дядя, спекуляции моей
дорогой мамаши никогда не имели целью мои интересы. Если она поселится в Ницце
с негодяйкой, которую делает участницей в деле, она непременно заведет
любовника, так как считает себя очаровательной. Тот, конечно, оберет ее, и мне,
без сомнения, ничего не останется. Она до такой степени взбешена на меня, что
отказывает мне даже в тысяче рублей на приданое.
— Успокойся, Анастасия! На приданое я дам тебе
три тысячи. Но кто эта особа, внушившая Юлии Павловне мысль уехать из России?
Какой интерес может она иметь в этом деле? — спросил Ричард.
Очевидно, у этой негодяйки не хватает
собственных денег для такой антрепризы, и она не нашла другой дуры, которую
могла бы так легко одурачить! — вскричала Анастасия, покраснев от досады. —
Видишь ли дядя, я глубоко благодарна тебе за твое великодушие, в котором,
впрочем, никогда не сомневалась, но меня страшно возмущает мысль, что меня
хотят лишить того, что принадлежит мне по праву. И все это из-за такой
противной женщины, как эта Видеман...
Видеман? Кто это Видеман? — с видимым
интересом спросил Ричард Федорович.
Я знаю только, что она уроженка Риги и, как
уверяет, вдова прусского подданного Видема- на. Последнее я узнала сравнительно
недавно. Я познакомилась с ней в Ницце, когда мать увезла меня заграницу; тогда
ее называли синьора Каролина Прюнелли. Человек, называвшийся ее мужем, содержал
пансион, где мы с матерью занимали комнату. Мать уже и тогда была в большой
дружбе с синьорой Каролиной. Возвращаясь из Америки, она снова встретилась с
ней в Париже, и обе вместе приехали в Петербург. Предполагаемый проект,
вероятно, созрел во время этой поездки.
А не знаешь ты, зачем эта Видеман приехала в
Россию и где она в настоящее время живет?
Она ездила в Ригу к своим родным, но сегодня
утром вернулась в Петербург. Она живет в одном доме с нами, только этажом выше.
В Россию, по ее словам, она приехала, чтобы собрать долги, между прочим с одной
старой актрисы — дуэньи красавицы Виолеты Верни, которая должна ей что-то около
двух тысяч франков. Но что смешнее всего, так это то, что она хочет потребовать
десять тысяч франков от самой Виолеты в возмещение расходов по воспитанию и
содержанию ее. Виолета ее приемная дочь — сиротка, которую она воспитывала из
милости. Видеман находит, что получая в настоящее время отличное содержание и
имея такого богатого любовника, как дядя Иван, она может расплатиться с ней
и... но что с тобой, дядя? Ты страшно побледнел. Тебе нездоровится?
Это пустяки. Последнее время у меня иногда
делается головокружение, — ответил Ричард Федорович, стараясь овладеть собой. —
Но вернемся к твоим личным делам. То, что ты рассказала мне, доказывает, что ты
права и что эта госпожа Видеман просто авантюристка, которая легко может
обобрать твою мать. Я наведу справки насчет этой особы и, может быть, мне
удастся помочь тебе устранить опасность.
О, благодарю тебя, дядя! Как ты добр!
Подожди благодарить меня, пока я не сделаю для
тебя что-нибудь. А пока дай мне адрес старой актрисы, если он тебе известен.
Получив желаемый адрес, Ричард Федорович поспешил
выпроводить Анастасию. Он чувствовал потребность остаться одному. То, что он
узнал, страшно взволновало его. У Видеман была приемная дочь, и эта дочь —
Виолета Верни!.. Энергично отогнав адскую мысль, вызванную этим
обстоятельством, Ричард Федорович решил немедленно же приступить к
расследованию, чтобы выяснить это дело. Начать он решил с госпожи Леклерк.
Аглая жила теперь в меблированной комнате, за
которую платил Иван Федорович; кроме того, она занимала небольшое амплуа при
театре, доставленное ей им же.
Леклерк только что вернулась с репетиции и
приняла изящного посетителя с самыми любезными ужимками. На минуту она было
возмечтала о победе, но первый же вопрос Ричарда Федоровича отрезвил ее.
Тем не менее, Аглая была слишком хитра, чтобы
высказать свое разочарование, и ответила с кажущимся желанием быть полезной:
Я охотно сообщу вам все, что сама знаю о
Каролине и о ее отношении к Виолете.
Вы меня глубоко обяжете этим и поверьте, что я
сумею вас отблагодарить, — ответил Ричард Федорович, кладя на стол два
банковских билета. — Возьмите это на конфеты, которых я не успел захватить,
торопясь повидаться с вами.
Лицо Аглаи расцвело.
Я уже давно знаю Видеман. Из России она
приехала с моим кузеном Жаком Верни; он был очень талантливый художник, но был
человек больной. Жили они в Нанси. Я с ними не виделась нигде, так как имела
ангажемент в Марселе, но я знала, что она привезла с собой девочку-сиротку,
которую приняла из милости. Позже, после смерти Жака, я потеряла ее из вида и
уже потом узнала, что она уехала из Парижа с новым любовником, итальянцем
Прюнелли, и живет с ним в Ницце. Тем не менее, она оставила за собой в
предместье небольшую квартиру, которой заведовала от ее имени одна пожилая
учительница в отставке. За это она пользовалась бесплатно небольшой комнатой, а
три других сдавала. Я сама жила там три или четыре месяца и в первый раз
увидела тогда Виолету. Ей было восемь или девять лет, и она исполняла
обязанности служанки. Девочка была красивая, заботливая и услужливая, и ее
очень любили в доме. Затем я снова уехала из Парижа и только через четыре года
увидела Виолету. Со мной случилось несчастье. Я простудилась, и мой голос так
сильно пострадал, что я должна была отказаться от сцены. Я вернулась в Париж и
поселилась в той же комнате, которую занимала раньше. Соседкой моей была тоже
бывшая драматическая актриса. Она давала уроки декламации, я — пения. Однажды
моя новая подруга, госпожа Пиньоль, обратила мое внимание на то, что у Виолеты
чудный голос и что она обещает сделаться красавицей, одним словом, что из нее
можно сделать отличную актрису. Мне эта мысль понравилась. Когда Каролина
приехала на несколько дней в Париж, я спросила ее не согласится ли она, чтобы
мы с Пиньоль давали Виолете уроки пения и декламации. «О, конечно, если ваше
доброе сердце подсказывает вам это, так как платить вам за уроки я положительно
не могу, — со смехом ответила она, а потом прибавила: сам дьявол внушил мне
мысль посадить себе на шею эту девчонку. Тысячу раз я проклинала свою глупость
и дорого бы дала, чтобы снова отдать ее туда, откуда взяла». Признаюсь, эти
слова внушили мне подозрение, что с этой девочкой связана какая-то тайна, но,
конечно, это дело меня не касалось; мы с Пиньоль рассчитали, что Виолета, попав
на сцену, вознаградит нас за все хлопоты, и принялись за дело. Виолета
оказалась отличной ученицей во всем, что касалось искусства, только наш
репертуар ей не нравился. Аглая рассмеялась легким насмешливым смехом.
— Милое дитя, кажется, жаждало оперы или высокой
драмы, но должна была довольствоваться опереткой. Она имела успех и если бы не
была дурой, то давно уже могла прекрасно устроиться. Во всяком случае, я должна
сознаться, что она вполне уплатила нам за все труды и до сих пор чувствует ко
мне благодарность. Вот все, что я знаю про Виолету. Что же касается Каролины
Видеман, то в настоящее время она здесь, и вы можете сами поговорить с ней. О!
Это очень хитрая и бессовестная особа! Я смело утверждаю это. Теперь она хочет
взять с Виолеты крупную сумму в возмещение расходов, которых никогда не
производила. И свое бесстыдное требование она основывает только на том, что у
малютки щедрый покровитель.
