Вера окончательно растерялась и совершила «непедагогический»
поступок. Вместо того чтобы поставить дочь в угол или, еще лучше, отлупить ее
ремнем, взяла коробочку из-под конфет, где хранились «подкожные», и купила Ире
новое платье. Дочь весьма кисло поблагодарила мать, и началось! Ирину словно
подменили. Она без конца требовала денег, денег, денег. Устраивала матери
истерики, если Вера не могла дать ей рублей на кино. Основными аргументами
Иришки были:
— Хочу все, как у всех. Ане купили новые туфли, и я
хочу!
Увещевания Веры разбивались о другой аргумент дочери.
— Это ты во всем виновата, — топала ногами Ирочка, —
другие матери замужем! Только я в классе одна без отца!
Если Вера пыталась ее упрекнуть, Ира нагло заявляла:
— Я учусь на одни пятерки, такую дочь еще поискать
надо!
Потом она стала каждый день орать на мать:
— Найди себе частных учеников, другие-то учителя
подрабатывают!
Но у Верочки начал развиваться диабет, она шаталась от
слабости и еле-еле добиралась после работы домой, какое уж тут репетиторство!
Ира ни разу не подала матери чай, не подмела квартиру и не пожалела ее.
— Хватит театр устраивать, — морщилась дочь, видя,
как бледная Вера втаскивает в дом сетку с картошкой.
Однажды Вера не выдержала, заплакала от обиды и
безнадежности, но Ирочка даже не дрогнула.
— Каждый получает то, что он заслужил, — отрезала
дочь, — сама виновата, теперь хоть обрыдайся!
Единственной радостью для Веры были свидания с Семеном.
Только не подумайте, что у них каким-то образом опять возник роман. Нет,
Верочка вечером приходила в парк и садилась на скамейку. Она знала, что в восемь
вечера ее любимый пойдет гулять с собакой, и с замиранием сердца ждала, когда
на дорожке появится знакомая фигура. Семен никогда не смотрел в сторону Веры, а
она его не окликала. Верочка ничего не могла с собой поделать, она была
однолюбкой, очень романтичной и осталась такой на всю жизнь. Один раз вместо
Сени собаку выгуливали две женщины. Младшая была очень похожа на Ирочку, такие
же волосы, та же родинка на щеке. Она бросала немецкой овчарке мячик и кричала:
— Мамуля! Гляди, она его ловит! Мулечка! Теперь ты
швырни, ну пожалуйста!
Вера чуть не зарыдала, глядя на подростка. Ира никогда не
называла ее мамусей или мулечкой. Дочь говорила сурово: «Мать» или «Эй, ты».
Собственная жизнь Вере казалась беспросветной, но не зря
говорят: не ругай сегодня, завтра поймешь, как тебе было хорошо. Неожиданно
встал вопрос об операции, и Вера оказалась в больнице. Ира проявила себя с
«лучшей» стороны. Когда мать, собрав сумку, направилась к двери, дочурка
заявила:
— Лучше бы тебе умереть, имей в виду, я не собираюсь
твои ночные горшки таскать!
Вера молча пошла вниз по лестнице, на душе было темно.
До операции она провела в клинике три недели, Ира не пришла
к ней ни разу. Накануне оперативного вмешательства Вера позвонила домой и
попросила дочь:
— Зайди ко мне.
— Зачем? — заявила девица. — И у меня денег
нет тебе на деликатесы, ты мне сколько оставила? Две копейки? Чего ты тогда
хочешь?
— Поговорить надо, — настаивала Вера.
Ира явилась в палату и с надутым видом плюхнулась на
кровать.
— Что тебе?
Верочка покосилась на спящих соседок и шепотом сказала:
— Операция дело серьезное, я могу умереть.
— Испугала, — фыркнула Ира, — давай без
цирковых представлений, говори конкретно, какого черта меня от занятий
оторвала? Между прочим, я на золотую медаль иду! Мне в институт поступать самой
придется. Конечно, за всех взятки заплатят, только мне одной не повезло!
— Ирочка, послушай меня, — заторопилась
Вера, — твой отец…
Она выложила дочери правду про Семена, сказала его адрес и
завершила рассказ словами:
— Если я умру, иди к отцу, надеюсь, он тебе поможет, но
сделай это только после моей смерти. Коли выживу, забудь об услышанном!
Ира хмыкнула и убежала. Операция прошла благополучно, вот
только процесс реабилитации затянулся. Вера вернулась домой лишь летом. Открыла
квартиру и покачала головой. Похоже, Ира ни разу не убрала комнату. Повсюду
толстым слоем лежала пыль, раковина в кухне покрыта ржавчиной, окна не мыты… Но
через некоторое время до Веры дошло: Ира тут просто не живет. Ни записки, ни
письма сбежавшая дочь ей не оставила. В страшной тревоге Вера кое-как добралась
до школы и увидела Иру. Дочь выглядела великолепно. На ней было новое пальто,
красивые кожаные сапожки, на плече болталась дорогая сумочка, а в ушах висели
золотые сережки.
— Ирочка, — дрогнувшим голосом позвала Вера, она
не видела девочку почти восемь месяцев.
Ира была у матери в больнице всего один раз до операции и
больше не появлялась. Конечно, Вера пыталась звонить домой, но после операции
сразу до телефона было не дойти, а потом в клинике сломался автомат. Ира обернулась,
окинула взглядом еле стоящую на костылях мать и обозлилась:
— Чего приперлась? Я же говорила, что ухаживать за
тобой не стану. Ты мне какое детство устроила? Что у меня было? Обноски?
— Ты где живешь? — лепетала Вера.
— У отца!
— Где?! — испугалась мать.
И тут Ирина вывалила на нее кучу сведений. Вера только
трясла головой. Значит, дочь объявила ее умершей.
— Не смей приближаться ко мне, — шипела
Ира, — я теперь богатая и счастливая… Видишь, какая на мне одежда? Очень
дорогая, и денежки в кошельке водятся. Не вздумай прийти к отцу!
Вера пробормотала:
— Но у Семена своя дочь есть! Как же его жена тебя
приняла!
— Папа меня обожает, — отрезала Ира, — ясно?
Обожает! Я его единственная надежда. Катя — дура, ее в «Голубое солнце» завтра
отправят.
— Куда? — не поняла Вера.
— В «Голубое солнце», — повторила Ира, — не о
чем нам тут болтать! Вали отсюда. Да имей в виду, посмеешь мое счастье
разрушить, мало тебе не покажется!
Вера молча смотрела вслед удаляющейся Ире. Не дай бог вам
когда-нибудь испытать те чувства, что бушевали у нее в душе.
Я не нашелся что сказать в утешение бедняжке, помолчал
некоторое время, а потом спросил:
— Где же Ира взяла свидетельство о вашей смерти?
Вера пожала плечами:
