— Упаси Боже! Разумеется, нет.
— Но почему же? — с негодованием воскликнула Одри.
— Потому что знаю мисс Хатауэй: она ничем не похожа на Пру.
— Нет, ты совсем ее не знаешь, потому что просто не успел узнать!
— Мне отлично известно, что она несдержанна, самоуверенна, упряма и излишне жизнерадостна — в значительно большей мере, чем приличествует мыслящему человеку. Она носит бриджи, лазает по деревьям и бродит повсюду в одиночестве. Еще мне известно, что она притащила в Рамзи-Хаус белок, ежей и коз. Каждому, кто на ней женится, грозит финансовый крах из-за непомерных счетов от ветеринара. Ну как, готова оспорить хотя бы один из перечисленных пунктов?
Одри сложила ладони на коленях и смерила спутника укоризненным взглядом.
— Готова. Белок у нее нет.
Капитан Фелан запустил руку в глубокий карман и достал письмо, которое постоянно носил с собой. Потертый кусочек бумаги превратился в талисман, в символ вечных ценностей, ради которых имело смысл воевать и уцелеть на войне, ради которых стоило жить. Сложенный листок можно было и не разворачивать: слова давным-давно врезались в память.
«Пожалуйста, возвращайтесь домой и разыщите меня».
Когда-то он считал, что не способен любить по-настоящему. Ни один из романов не продолжался дольше нескольких месяцев и не переходил границ физического влечения. По большому счету все без исключения женщины казались одинаковыми.
Необыкновенные письма сотворили чудо. Искренние, безыскусные, трогательные слова проникли в сердце и навсегда его покорили.
Пальцы гладили драгоценный прямоугольник нежно, словно руку любимой.
— Запомни мои слова, Одри. Я во что бы то ни стало женюсь на той, которая написала эти строчки.
— Непременно запомню, — с готовностью согласилась невестка. — Посмотрим, выполнишь ли ты обещание.
* * *
Светский сезон в Лондоне продолжался до конца июля. В августе парламент закончил работу, и аристократы разъехались по поместьям, чтобы предаться сельским радостям: верховым прогулкам, охоте, многодневным празднествам.
Капитана Фелана призвали в столицу важные дела. Следовало продать патент на офицерский чин и встретиться с дедом, чтобы обсудить обязанности наследника Ривертона. Хотелось также возобновить отношения с давними друзьями и повидаться с бывшими сослуживцами.
Ну а главное — предстояло разыскать Пруденс.
Кристофер плохо представлял, как подойдет и что скажет после долгого молчания, ведь переписка прервалась неожиданно и резко.
Вина, разумеется, лежала на его совести: нельзя было так рано и опрометчиво открывать чувства. Он повел себя слишком импульсивно, слишком несдержанно и нетерпеливо.
Прекратив общение, Пруденс поступила мудро. Воспитанная молодая леди нуждалась в серьезном, вдумчивом и уважительном ухаживании.
Если мисс Мерсер хотела от него именно этого, то сейчас он вполне созрел для продолжительных отношений.
Капитан Фелан остановился в отеле «Ратледж» — элегантном, комфортабельном, пользующемся неизменным доверием европейских монархов, американских богачей и британских аристократов, не желавших заводить в городе собственную резиденцию. Отель отличался несравненной роскошью, достойной заоблачной цены. Пока уважаемый гость оформлял пребывание в апартаментах и беседовал с портье, взгляд его упал на висевший в холле, над мраморным камином, портрет. Образ необыкновенно красивой леди с волосами цвета красного дерева и лучезарными ярко-синими глазами сразу привлек внимание.
— Это портрет миссис Ратледж, сэр, — не скрывая гордости, сообщил портье. — Красавица, не правда ли? Трудно найти госпожу добрее и справедливее.
Кристофер смотрел на изображение с нескрываемым интересом. Вспомнилось, как миссис Роуэн — она же Амелия Хатауэй — мимоходом сообщила, что одна из ее сестер вышла замуж за Гарри Ратледжа, владельца отеля.
— Значит, миссис Ратледж — урожденная Хатауэй, из Гемпшира?
— Так точно, сэр.
Гость загадочно улыбнулся. Гарри Ратледж, богатый, влиятельный, знакомый с самыми могущественными людьми страны и мира, мог получить любую женщину — стоило лишь захотеть. Что за безумие заставило его жениться на особе из экстравагантной семьи? Приглядевшись и окончательно уступив власти волшебных чар, Кристофер невольно решил, что все дело в глазах: синих, бездонных, с густыми пушистыми ресницами. Точно такие же были у Беатрикс.
На следующее утро рекой потекли приглашения. Бесконечные балы, вечера, ужины, музыкальные собрания… и даже высочайшее повеление явиться на обед в Букингемский дворец, где будет выступать австрийский композитор Иоганн Штраус-сын со своим оркестром.
Наведя справки, капитан принял приглашение на бал, который должны были почтить присутствием миссис Мерсер и ее дочь Пруденс. Праздник планировался в особняке в Мейфэре, построенном в лучших традициях грандиозного итальянского стиля, с обширным парадным двором и огромным, высотой в три этажа, центральным залом, обрамленным по периметру галереей. Общество аристократов, иностранных дипломатов, знаменитых политиков, деятелей науки, литературы и искусства придавало собранию особый, ни с чем не сравнимый блеск.
Нарядная толпа вызвала ощущение неуверенности, близкое к панике. Усилием воли подавив тревогу, Кристофер направился к хозяевам бала, чтобы засвидетельствовать почтение. Несмотря на то что сам он предпочел бы гражданский костюм, этикет предписывал явиться в мундире Стрелковой бригады — темно-зеленом с черной отделкой и расшитыми золотом эполетами в форме полумесяца. Поскольку офицерское звание все еще оставалось в силе, любая другая форма одежды вызвала бы массу недоброжелательных толков и всеобщее осуждение. Больше того, пришлось надеть все полученные на полях сражений награды — без единого исключения. Они считались символами воинской чести и боевых заслуг, однако самому герою они напоминали о событиях, которые хотелось поскорее вычеркнуть из биографии.
В зале присутствовали и другие офицеры, в красных и черных с золотом мундирах. Обостренное внимание окружающих, а особенно дам, лишь усугубляло чувство неловкости.
Кристофер искал глазами Пруденс, однако ни в малом зале, ни в гостиной ее не было. Минуты тянулись бесконечно, а он все бродил в толпе, то и дело останавливаясь, чтобы ответить на приветствия.
Куда же она испарилась?
«Меня можно найти даже с завязанными глазами: просто идите на запах горелых чулок».
Воспоминание вызвало грустную усмешку.
Страдая от мучительного нетерпения, капитан вошел в бальный зал. Сердце почему-то билось не в груди, а в горле.
Внезапно дыхание отказалось подчиняться.
Пруденс стояла неподалеку, еще более прекрасная, чем прежде: в розовом платье с кружевными оборками и в коротких белых перчатках. Она только что закончила танец и сейчас безмятежно беседовала с поклонником.
