— Я прошена?
— Зато, что подвергала себя неоправданному риску? Ни в коем случае. Ты мне слишком дорога. — Кристофер сжал тонкие пальцы и поднес к губам. — Мисс Хатауэй, в этом платье вы поистине прекрасны, и я несказанно дорожу восхитительным обществом, однако вынужден проводить вас домой.
Беатрикс не шелохнулась.
— Не раньше, чем конфликт разрешится.
— Конфликт уже разрешился.
— Нет, между нами до сих пор стена; я отчетливо ее ощущаю.
Кристофер покачал головой:
— Просто я немного… расстроен. — Он взял ее за локти. — Позволь, помогу встать.
Она не подчинилась.
— Нет, что-то все равно не так. Ты далеко.
— Я здесь, рядом.
Адское ощущение отстраненности не поддавалось описанию. Кристофер не знал, почему наваждение появлялось и почему исчезало. Опыт подсказывал, что, если набраться терпения и подождать достаточно долго, мучительная раздвоенность уйдет сама собой. А если когда-нибудь не рассосется и останется навсегда? О Боже! Какая жуткая перспектива.
Беатрикс смотрела вопросительно, но ладони не убирала, а вместо того чтобы встать, лишь приподнялась на коленях.
Губы мягко, призывно коснулись губ. Сердце его вздрогнуло, как будто внезапно вспомнило о своей главной обязанности — биться. Нежные горячие губы любимой дразнили, манили и провоцировали — так, как научил он сам. Влечение нарастало стремительно, с не поддающейся контролю скоростью. Кристофер чувствовал вес изящного гибкого тела, ощущал плавные линии фигуры, тонул в складках пышных юбок. Он перехватил инициативу и принялся целовать глубоко и жадно. Мечта обладать любимой превратилась в навязчивую идею. Беатрикс тут же обмякла и подчинилась; она уже знала, что покорность сводит с ума.
Он желал ее всю, целиком, мечтал удовлетворить не дающие покоя фантазии и порывы, но в то же время понимал, что она чересчур невинна даже для самого скромного из экспериментов. Прервав поцелуй, Кристофер отстранился и посмотрел на невесту с расстояния вытянутой руки.
Широко открытые глаза замерли в ожидании.
К огромному облегчению, Беатрикс освободилась из объятия и встала.
Однако уже в следующий миг она начала расшнуровывать корсаж.
— Что ты делаешь? — хрипло спросил он.
— Не беспокойся, дверь закрыта.
— При чем здесь дверь? Я… Беатрикс!
К тому моменту, как он вскочил на ноги, корсаж уже уступил усилиям ловких пальцев. В ушах зазвучала примитивная барабанная дробь.
— Беатрикс, я не настроен на девственные игры.
Она ответила наивным, бесхитростным взглядом.
— И я тоже.
— Рядом со мной небезопасно. — Он соединил раскрывшиеся половинки корсажа, а пока пытался хоть немного их зашнуровать, она уже приподняла подол платья: потянула, дернула, и нижняя юбка сползла на пол.
— Я умею раздеваться намного быстрее, чем тебе удастся меня одеть, — сообщила она.
Сжав зубы, Кристофер смотрел, как она ловко спустила платье ниже бедер и дальше на пол.
— Черт, ничего не получается! Руки не слушаются. — От напряжения у него на лбу выступили капли пота, а мышцы превратились в камень. — Того и гляди сорвусь.
Он боялся, что не сможет удержаться и нечаянно причинит ей боль. В первый раз следовало бы владеть собой в полной мере, заранее сняв невыносимую остроту страсти… пылкое нападение оказалось бы сродни прыжку дикого зверя.
— Понимаю. — Беатрикс вытащила из волос гребни, бросила на платье, встряхнула блестящими, как соболий мех, прядями и одарила взглядом, от которого едва не стало плохо. — Тебе кажется, что я наивна до глупости и не в состоянии сделать даже простейший вывод, но это не так. И близость мне нужна не меньше, чем тебе. — Она медленно расшнуровала корсет, сняла и положила на платье.
Боже милостивый, как же давно перед ним не раздевалась женщина! Кристофер не мог ни двигаться, ни говорить, а просто стоял оглушенный, безумный, мучимый неутолимым голодом и пожирал взглядом любимую.
Она заметила это и начала раздеваться еще медленнее, еще ленивее: сняла через голову тонкую сорочку и обнажила высокую, изящную грудь с похожими на цветы розовыми вершинками, склонилась, чтобы снять панталоны.
И вот наконец она предстала во всем великолепии наготы.
Несмотря на решимость и дерзость, неровный румянец выдавал волнение. Однако она не отводила глаз, внимательно наблюдая за реакцией того, кому мечтала принадлежать.
Трудно было представить создание более совершенное, более прекрасное. Тонкая, гибкая, в нежно-розовых чулках с белыми подвязками. Темные пряди закрывали плечи и спускались до талии. Аккуратный треугольник в развилке ног напоминал дорогой мех и волнующе контрастировал с фарфоровой кожей.
Кристофер почувствовал себя слабым и одновременно жестоким. Желание заставило забыть обо всем на свете, сохранив одну-единственную цель: проникнуть в таинственную глубину, овладеть восхитительным телом. Выбора не осталось: или немедленно сделать Беатрикс своей, или умереть на месте. Он не мог понять, зачем она намеренно толкала его к пропасти, почему не испытывала страха. Из горла вырвался странный гортанный звук. Кристофер не собирался двигаться, но каким-то образом, незаметно для самого себя, преодолел небольшое расстояние и схватил долгожданную добычу. Ладони лихорадочно гладили спину, а потом спустились к круглой упругой попе. Приподняв и прижав к себе ту, о которой так долго мечтал, он начал безумно целовать Беатрикс.
Она отдалась безоговорочно, позволив делать со своим телом все, что угодно. Не прерывая поцелуя, Кристофер раздвинул бедра, проник к интимным складкам и принялся настойчиво массировать — до тех пор, пока не ощутил на пальцах влагу. Беатрикс судорожно вздохнула и встала на цыпочки. Он крепко обнимал невесту и не переставал целовать.
— Позволь прикоснуться к тебе, — взмолилась она и попыталась расстегнуть одежду. — Пожалуйста!
Кристофер начал торопливо сдергивать жилет и рубашку, в спешке не замечая, как отрываются пуговицы. Обнажился до пояса и снова заключил возлюбленную в объятия. Оба застонали и замерли: прижались друг к другу и уступили новым, неповторимым впечатлениям.
Кристофер легко донес Беатрикс до дивана и опустил на атласные подушки. Она легла в свободной позе: голова и плечи слегка приподнялись, а одна нога свесилась почти до пола. Кристофер поспешил оказаться рядом прежде, чем она успела сомкнуть ноги.
Провел ладонью по чулкам и обнаружил под рукой тонкий шелк. Прежде никогда не доводилось видеть розовые чулки; бывали только черные и белые. О, до чего же, оказывается, прекрасен розовый цвет! Он гладил стройные ноги, сквозь шелк целовал колени, снял подвязки и лизнул розовый след на коже. Беатрикс лежала неподвижно и дрожала, а едва почувствовав на ноге горячие губы, беспомощно заерзала. Откровенное движение бедер оказалось выразительнее слов.
