Дамон сосредоточился на том, чтобы придать голосу, лицу и ауре спокойствие. У него был опыт. Всего пятьсот лет, правда, но он ведь увеличивался.
— Во-первых, нужно найти место, — он отметил отсутствие теплоты в собственном голосе. Тон был не просто спокойный, а ледяной.
Выражение лица Елены не изменилось. Она тоже умела быть бесстрастной. Даже синие глаза, казалось, подернулись ледком.
— Отлично. Где?
— Рядом с сердцем, чуть левее, — он прикоснулся к груди Елены, сдвинул пальцы влево.
Елена напряглась и задрожала — он это почувствовал. Дамон пытался нащупать местечко, где плоть особенно мягкая. Там, где, по мнению людей, находится сердце, — потому что именно там они чувствуют его биение. Оно должно быть где-то тут… вот…
— Теперь я запущу один или два цикла Силы. Когда ты научишься делать это сама — ты будешь по-настоящему контролировать свою ауру.
— А как я это узнаю?
— Ты узнаешь.
Он не хотел, чтобы она задавала вопросы, поэтому просто поднес к ней ладонь — не касаясь ни тела, ни даже одежды, — и синхронизировал ее жизненную силу со своей. Так. Теперь запустить процесс. Он знал, что почувствует Елена: удар тока в той точке, где он впервые к ней прикоснулся, и тепло, быстро распространяющееся по телу. Калейдоскоп чувств накрыл ее после первых двух циклов. Тепло шло снизу вверх, к глазам и ушам; внезапно она начала гораздо лучше различать звуки и цвета, потом тепло спустилось по позвоночнику до копчиков пальцев, сердце забилось быстрее, ладони покалывало. По руке пробежала дрожь. Наконец, энергия спустилась вниз по ее великолепным ногам, охватила ступни и пальцы, а потом вернулась обратно, к сердцу.
Дамон услышал, как Елена тихо вздохнула при первом касании. Потом сердце девушки стало биться чаще, ресницы задрожали — мир для нее стал намного ярче. Зрачки расширились, как будто она влюбилась, тело напряглось, когда в траве пробежал какой-то зверек, — без Силы она никогда бы не услышала этот звук. И так по всему телу, и еще раз и еще — чтобы она почувствовала. Потом он отпустил ее.
Елена тяжело дышала — это он расходовал энергию.
— Я никогда… не сумею… сама, — выдохнула она.
— Сумеешь, если потренируешься. Когда научишься, сможешь контролировать Силу.
— Раз ты… говоришь, — Елена закрыла глаза. Темная тень от ресниц лежала на щеках. Она выдохлась до предела. Дамон хотел притянуть ее к себе, но не стал этого делать. Елена ясно дала понять, что ей не нужны его объятия.
«Интересно, скольких она не оттолкнула?» — горько подумал Дамон. Собственная обида удивила его. Какая ему разница, сколько парией было у Елены? Если бы она стала принцессой тьмы, они охотились бы на людей, иногда вдвоем, иногда поодиночке. Он не ревновал бы. Так не все ли равно, сколько у нес поклонников сейчас?
Но ему было больно, и ответ прозвучал достаточно жестко:
— Я сказал, ты сможешь. Просто тренируйся.
В машине Дамон продолжал злиться на Елену. Это было нелегко — она оказалась идеальным попутчиком. Не болтала, не бубнила себе под нос, не — слава богу — подпевала радио, не жевала жвачку, не курила, не учила его вести машину, не просила поминутно останавливаться и никогда не спрашивала: «А мы уже приехали?»
Честно говоря, любому, мужчине или женщине, было бы трудно злиться на Елену Гилберт сколько-нибудь долгий отрезок времени. Она была не такой энергичной, как Бонни, и не такой скучной, как Мередит. Ее красоты хватало, чтобы компенсировать яркий, живой ум, а сострадание вполне уравновешивало эгоизм. Она была достаточно сумасшедшей, чтобы никто и никогда не сумел назвать ее нормальной. Она сохраняла верность друзьям и настолько легко прощала, что у нее не было врагов — кроме кицунэ и старых вампиров. Она была честной, откровенной, любящей, но было в ней и нечто темное, дикое, что друзья называли неудержимостью. Дамой знал истинную природу этого ее свойства. Оно компенсировало ее наивность, мягкость и искренность. Дамон был уверен, что эти Еленины качества не нужны ему, особенно сейчас.
Да… Елена Гилберт была достаточно хороша, чтобы никто не обращал внимания на ее недостатки.
Но Дамон решил злиться, и ему хватало характера, чтобы выбрать настроение и придерживаться его, а уж уместно оно было или нет — другое дело. Он игнорировал все попытки завести разговор, пока она их не бросила. Он думал о десятках мужчин и юношей, деливших постель с отвергшей его девушкой. Он знал, что Елена, Кэролайн и Мередит были «старшими» в квартете подружек, а маленькую Бонни считали слишком наивной, чтобы общаться с ней на равных.
«Почему же он с Еленой?» — спрашивал сам себя Дамон. При этом ему иногда приходило в голову, что, возможно, на его мысли влияет Шиничи. Не исключено, что кицунэ так же легко манипулирует Дамоном, как извлекает его воспоминания.
Волновало ли Стефана прошлое Елены? Особенно бывший парень, Мэтт, который все никак не отстанет и мечтает отдать за нее жизнь? Вряд ли Стефан беспокоился. Или он что-то запрещал ей? Нет, как он мог запретить что-то, чего она хотела? Дамон наблюдал столкновение их воль, даже когда Елена была в духовном смысле новорожденной — сразу после ее возвращения из загробного мира. Нет, в том, что касалось отношений, Елена была главной. Как говорятся, штаны в этой семье носит она.
Скоро она узнает, нравится ли ей в гареме. Дамон тихо усмехнулся, хотя на душе стало еще мрачнее. Будто отзываясь, потемнело небо, а ветер срывал листья с ветвей, хотя еще было лето. Дождь забарабанил по ветровому стеклу, сверкнула молния, эхом отозвался гром.
От каждого удара грома Елена даже слегка подпрыгивала. Дамон смотрел на это с довольной усмешкой. Он знал, что она знает, что он может управлять погодой. Никто не сказал ни единого слова.
Она не будет просить. Он то чувствовал ее гордость, то снова злился на себя за свою излишнюю мягкость.
Они проехали мимо мотеля. Елена следила за его тусклыми огнями, обернувшись, пока они не исчезли в темноте. Дамон не хотел останавливаться. Не осмеливался. Они ехали прямо в бурю, временами «приус» подскакивал, но Дамой удерживал управление, хотя и с трудом. Ему нравилось ездить в такую погоду.
Только увидев знак, оповещавший о том, что до следующей стоянки сотня миль, Дамон, не спросив Елену, свернул на залитую водой парковку и остановился. Тучи сгустились, дождь лил как из ведра, а комната, которую снял Дамон, располагалась в маленьком домике в стороне от основного здания.
Уединение более чем устраивало Дамона.
8
Пока они бежали от машины до уединенного номера, Елене приходилось прилагать заметные усилия, чтобы держаться на ногах. Как только дверь номера захлопнулась, и гроза оказалась по одну ее сторону, а измученное тело — по другую, девушка бросилась в ванную, даже не включая свет. Волосы, одежда и ноги были совсем мокрыми.
Флуоресцентная лампа в ванной после ночной темноты показалась чересчур яркой. А может, она уже просто начала управлять Силой.
