— Нет сдачи, — всхлипнул он, вытирая губы рукавом. Казалось, он сейчас упадет без сознания. — Нет сдачи.
— Мне не нужна сдача, — Елена сглотнула комок в горле. — Возьми кольцо. Быстрее, или я его выброшу.
Он схватил кольцо, а носильщики двинулись дальше.
— Да благословят вас Стражи, леди, — он пытался приноровиться к шагу носильщиков. — Слушайте меня. Пусть они вас благословят.
— Ты не должна была этого делать, — сказал Дамон, когда крики перестали слышаться за спиной. — Ты же понимаешь, что он не еды себе купит на эти деньги.
— Он был голоден, — тихо сказала Елена. Она не могла объяснять, что он напомнил ей Стефана. Не сейчас. — В конце концов, это было мое кольцо. Думаю, ты хочешь сказать, что он потратит его на выпивку и наркотики.
— Нет, но и не еду. Он закатит банкет.
— Оно настолько дорогое?
— В своем воображении. Он купит пыльный шарик, в котором хранится воспоминание древнего вампира о римском пире, или воспоминание горожанина о современном банкете. Он будет просматривать его снова и снова и медленно умрет от голода.
Елена была потрясена:
— Дамон! Мы должны вернуться обратно и найти его!
— Боюсь, не получится. — Дамон лениво поднял руку, и веревка на ее запястье натянулась, — а еще он уже далеко убежал.
— Почему он на это пойдет? Как вообще можно такое допустить?
— А почему больные раком легких отказываются бросить курить? Я согласен, что эти шарики — самая притягательная вещь в мире. Вини кицунэ в том, что они принесли сюда свои звездные шары и сделали из них наркотик.
— Звездные шары? Хоши но тама? — задохнулась Елена.
Дамой взглянул на нее, удивленный почти так же сильно:
— Ты о них знаешь?
— Я знаю только то, что обнаружила Мередит. Она сказала, что кицунэ обычно изображаются либо с ключами, — она приподняла бровь, — либо со звездными шарами. В легендах говорится, что они вкладывают в эти шары свою силу, так что, найдя шар, можно управлять кицунэ. Они с Бонни хотят найти звездные шары Мисао или Шиничи и захватить власть над ними.
— Успокойся, мое небьющееся сердце, — драматическим топом сказал Дамон, но в следующее мгновение собрался: — Помнишь, что говорил старик? Летний день за еду? Он говорил об этом.
Дамон подобрал маленький мраморный шарик, который старик уронил в паланкин, и прижал его к виску Елены.
Мир исчез.
Исчез Дамон, исчез базар вместе с запахами и звуками. Она сидела на зеленой траве, дул легкий ветерок, плакучая ива склонилась над рекой — медно-красной, отливающей глубоким зеленым цветом. Пахло чем-то сладким — жимолостью, ландышами? Елена легла на спину и уставилась в лазоревое небо, по которому бежали белоснежные облака. Сердце сжалось от восторга.
Она чувствовала что-то, чего не могла описать. Она была молода — хотя и знала где-то в глубине души, что на самом деле она намного моложе того, кто завладел ее сознанием. Но была весна, и каждый золотисто-зеленый лист, каждый весенний побег, каждое невесомое белое облако приводило ее в восторг. Сердце вдруг забилось — она услышала звук шагов. Она мгновенно вскочила, раскинув руки, чувствуя беспредельную любовь и дикую страсть к…
…к этой девочке?
Она почувствовала какое-то замешательство. Большая часть разума любовалась совершенством бегущей но траве девушки: темными завитками волос на шее, сияющими зелеными глазами под изогнутыми бровями, гладкой нежной кожей щек… она смеялась вместе со своим возлюбленным, притворяясь, что хочет убежать — легко, как эльф.
Охотник и жертва вместе упали на мягкий ковер травы… а потом все сделалось настолько чувственным, что Елена — бесплотный дух на заднем плане — начала раздумывать, как вообще можно это прекратить. Она прикладывала руку к виску — и тут ее ловила и целовала… Аллегра. Так звали девушку — Аллегра. Аллегра была прекрасна, особенно если смотреть на нее этими глазами. Нежная шелковая кожа…
А потом базар вернулся так же внезапно, как и появился. Она была Еленой и ехала в паланкине вместе с Дамоном; ее окружала какофония звуков и запахов. Она с трудом дышала. Какая-то часть ее все еще была Джоном — так его звали — Джоном, влюбленным в Аллегру.
— Я все еще не понимаю, — она почти плакала.
— Все просто. Прикладываешь пустой звездный шар подходящего размера к виску и вспоминаешь то, что хочешь записать. Остальное сделает шар.
Он отмахнулся от ее возражений и наклонился к ней поближе. Черные глаза горели озорством:
— Возможно, это был очень жаркий летний день? В паланкинах есть занавески, которые можно задернуть.
— Не глупи, — но чувства Джона разожгли и ее саму. Она не хотела целовать Дамона… по крайней мере так она себе говорила. Она хотела целовать Стефана. Но всего минуту назад она целовала Аллегру, так что аргумент казался ей несущественным. — Не думаю, — дыхание все еще сбивалось, — что это хорошая идея.
Дернув веревку, Дамон развязал ей руки. Он снял бы веревку, но она сразу же отвернулась, опершись на руку. Ей нужна была поддержка.
В этих обстоятельствах ничто не могло быть более важным или более… волнующим, чем действия Дамона. Он не задернул занавески, но Мередит и Бонни ехали сзади и ничего не видели. И, конечно, не чувствовали разум Елены.
Теплые руки обняли ее, и она инстинктивно прижалась к нему. Ее накрыла волна любви к Дамону — он понимал, что, будучи рабыней, она не сможет иметь никакого дела с хозяином.
«Мы с тобой никому не подчиняемся», — услышала она голос у себя в голове и вспомнила, что, приглушая все свои способности, она забыла приглушить эту. Впрочем, это могло оказаться полезным.
«Но нам обоим нравится поклонение», — она почувствовала, как он смеется, признавая ее правоту. В ее жизни не было ничего слаще поцелуев Дамона. Она бы провела так вечность, забыв обо всем остальном мире. И это было к лучшему, потому что вокруг не было ничего хорошего. Но если бы всегда возвращаться сюда, в это тепло, эту нежность, это возбуждение…
Елена откинулась в паланкине так резко, что носильщики чуть не упали.
— Подонок, — зло прошептала она. Они еще не разорвали телепатическую связь, и Елена с удовольствием увидела, что в глазах Дамона она похожа на разъяренную Афродиту: золотые волосы развевались за спиной, фиолетовые глаза горели гневом.
А теперь богиня отвернулась от него, и это было хуже всего:
— Ты не выдержал даже дня. Не сдержал обещание.
— Нет! Я не зачаровывал тебя, Елена!
— Не зови меня так. У нас теперь деловые отношения. Я зову тебя «хозяин»! Ты меня — «рабыня» или «сука», как хочешь.
В глазах Дамона появилась угроза:
— Если теперь мы хозяин и рабыня, то я могу просто тебе приказать…
