— Он… умер? — скучным голосом спросил Дамон, потирая переносицу.
Елена позволила тишине продлиться несколько секунд. Дамон должен был понимать, что Стефан вряд ли умрет в ближайшие полчаса. Не получив подтверждения, он резко повернулся.
— Елена! Что случилось? — требовательно спросил он. — Мой брат умер?
— Нет, — тихо ответила Елена. — Но он может умереть в течение пары дней. Он был в сознании — почему ты не поговорил с ним?
Дамон замялся, потом резко спросил:
— А что я мог ему сказать? Мне жаль, что я чуть не убил тебя? Ах, я надеюсь, что ты проживешь еще пару дней?
— Ну да, что-то подобное, только без сарказма.
— Когда мне придет пора умереть, — отрубил Дамон, — я умру, стоя на ногах и сражаясь.
Елена ударила его по губам. В карете было не так много места для маневра, но она вложила в движение столько Силы, сколько можно было задействовать, не повредив карету. Последовало долгое молчание.
Дамон осторожно прикоснулся к губе, исцеляя ее, глотая собственную кровь.
— Забыла, что ты моя рабыня, а я — хозяин?
— Если хочешь жить в фантазиях, это твое дело. Лично мне приходится жить в реальном мире, знаешь ли. Между прочим, когда ты убежал, Стефан не просто стоял на ногах, он смеялся.
— Елена, — голос стал неестественно высоким. — Ты нашла способ дать ему кровь? — Он до боли сжал ее руку.
— Не кровь. Черномагическое вино. Если бы нас было двое, он выпил бы больше.
— Вас там было трое.
— Сейдж и доктор Меггар отвлекали охранников.
Дамон отпустил ее руку и сказал снова без выражения:
— Понятно. Значит, я изменил ему еще раз.
Елена сочувственно взглянула на него:
— Ты теперь совсем спрятался за стеной?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— За стену ты прячешь все, что может причинить тебе боль. Ты даже себя заточил за стену, хотя там, должно быть, очень тесно. Катерина должна быть там, в отдельной камере, — она вспомнила ночь в мотеле. — И твоя мать тоже. Ну то есть мать Стефана. Другой матери ты не знал.
— Не… мою мать… — у Дамона никак не получалась связная фраза, но Елена знала, чего он хочет.
Он хотел сдержаться, успокоиться и продемонстрировать, что все в порядке. Чтобы ее теплые руки обняли его. Но он не собирался этого делать. На этот раз она бы сказала «нет».
Она обещала Стефану, что это для него, только для него. И она полагала, что всегда соблюдала дух этой клятвы, если не букву.
Через пару дней Елена смогла оправиться от боли, вызванной свиданием со Стефаном. Никто из них не мог говорить об этом — разве что они не удержались от коротких слезных восклицаний, когда Елена сказала, что у них еще остались дела, и, сделав их, они смогут отправиться домой. Ну а если у них не получится, Елене будет все равно — уехать или остаться в Темном Измерении.
Дом! Это звучало почти как «рай», хотя Бонни и Мередит не понаслышке знали, какой ад поджидал их в Феллс-Черч. Но так или иначе, все что угодно было лучше этой залитой кровавым светом земли.
Надежда зажгла интерес к жизни, и они снова радовались платьям, сделанным леди Ульмой. Конструирование одежды было одним из немногих занятий, которым леди Ульма могла предаваться, лежа в постели, и она постоянно создавала эскизы. Поскольку прием у леди Блодьювед проходил как в помещении, так и на улице, все три платья должны были быть красивы и в свете свечей, и под красными лучами солнца.
Платье Мередит было глубокого синего цвета с металлическим отливом. В солнечном свете оно казалось фиолетовым, и девушка, представшая на прошлом приеме в образе сирены, выглядела в нем совсем иначе. Платье напоминало наряд египетской принцессы, Левая рука и плечи Мередит были обнажены; но изящная узкая юбка, спадающая прямыми складками до туфелек, и мелкие сапфировые бусины, украшавшие бретельки платья, придавали девушке скромный вид. Волосы леди Ульма велела распустить, а единственной косметикой оказалась черная подводка для глаз. Ожерелье из крупных овальных сапфиров лежало широким воротником. Те же синие камни украшали запястья и тонкие пальцы.
Платье Бонни было по-настоящему гениально: серебристая материя приобретала пастельный оттенок того же цвета, что и освещение. В доме оно сияло как луна, а на улице становилось нежно-розовым, почти как волосы Бонни. Его дополняли пояс, ожерелье, браслеты, серьга и кольца с белыми опаловыми кабошонами. Кудри Бонни были убраны с лица в художественном беспорядке, прозрачная кожа была розовой под солнцем и призрачно-белой в помещении.
Платье Елены снова оказалось самым простым и самым эффектным. Оно было ярко-алым и под солнцем, и при свечах. Глубокий вырез открывал кожу цвета сливок, отливающую золотом в солнечном свете. Платье плотно облегало фигуру, но сбоку от бедра шел разрез, позволявший ходить и танцевать. Вечером перед приемом волосы Елены начесали, превратив в золотистое облако — на улице они сияли рыжим, как на полотнах Тициана, а в помещении становились золотыми. Алмазная отделка декольте, бриллианты на пальцах, запястьях и предплечьях, бриллиантовое колье и подвеска, подаренная Стефаном, в солнечном свете горели как рубины, а при вспышках фейерверка вспыхивали другими красками. Леди Ульма обещала, что зрители ослепнут от сияния.
— Но я не могу это надеть, — протестовала Елена. — Может быть, вы больше не увидите нас, если мы освободим Стефана и сбежим.
— Это касается и нас, — тихо сказала Мередит, глядя на наряды, в помещении сиявшие серебрнсто-синим, алым и опаловым. — На нас надеты лучшие драгоценности, которые мы когда-либо носили в помещении или на улице, но вы можете потерять все это!
— Они вам понадобятся, — Люсьен говорил очень тихо, — лучше, чтобы у каждой из вас были украшения, которые вы сможете отдать за повозку, охрану, продукты… за что угодно. Они сделаны так, что можно вынуть камень из оправы и использовать его для оплаты, и украшения не такие сложные, чтобы напугать какого-нибудь коллекционера.
— Кроме того, они все очень высокого качества, — добавила леди Ульма. — Лучшего нельзя было сделать за такой короткий срок.
Все три девушки не выдержали и набросились на пару — леди Ульму, лежавшую на огромной кровати с альбомом, и стоявшего рядом Люсьена — с поцелуями. Они плакали, совершенно не заботясь о макияже.
— Вы как будто ангелы, — всхлипывала Елена. — Феи-крестные или ангелы! Я не знаю, как смогу расстаться с вами!
— Как ангел, — повторила леди Ульма, вытирая слезу со щеки Елены. Потом она обняла Елену и обвела ругой себя, лежащую в удобной постели, и молодых девушек с влажными глазами, готовых исполнить любые ее желания. Кивнула на окно, за которым виднелась небольшая речка с мельницей, деревья с созревшими плодами, огороды, сады, поля и леса. И наконец, она взяла руку Елены и положила на свой округлившийся живот. — Видишь? — спросила она почти шепотом. — Видишь? А помнишь, какой ты меня нашла? И кто из нас ангел?
