— Ваня, ты начинаешь пугать меня. Очень не хочется
сейчас услышать, что ты приобрел это велюровое уродство, чтобы украсить
собственную спальню.
Но мне было не до ее ехидства.
— Нас развели как лохов!
— Ваня! — подскочила Нора. — Какие выражансы!
Я осекся. Действительно, ужасно! Никогда не позволяю себе
ничего подобного, даже не предполагал, что знаю такие слова! Вот Нора, та
способна послать вас по конкретному адресу.
— Что случилось, Иван Павлович? — вытаращила глаза
хозяйка. — Отчего ты дрожишь, словно описавшийся кот?
Пропустив мимо ушей поэтическое сравнение, я шлепнулся в
кресло и заявил:
— Кузьминский все наврал!
— Что именно? — вздернула вверх брови Нора. —
А ну, успокойся и говори.
Выслушав мою сбивчивую речь, она вытащила папиросу,
постучала мундштуком по подлокотнику кресла и протянула:
— Да, Ваня, иногда тебе в голову приходят нетривиальные
мысли. Впрочем, и у меня самой крутилось нечто этакое… Ну скажи, какой смысл
селить у себя дома постороннего человека? Неужели Сергей Петрович — более чем
обеспеченный бизнесмен — не мог купить специальную аппаратуру? Ей-богу,
подобный расход не разорил бы его. И волынки никакой: установил нужный режим и
любуйся на вора. Нет, он хотел найти нечто иное, не доллары. Но что?
— Не знаю, — откровенно ответил я, — что-то
совсем маленькое. Может, драгоценные камни? Давайте спросим у него?
— Э, нет! — Нора стукнула кулаком по
креслу. — Знаешь, я очень не люблю, когда люди считают меня дурой. Погоди,
Сергей Петрович, я не позволю себя водить за нос! Вот что, Ваня, будем теперь
играть в свою игру. Значит, так! Кузьминскому не говорим ни слова о том, что
догадались об обмане. Наоборот, усиленно изображая дурачков, делаем вид, что
поглощены поиском купюр. Вообще говоря, у него в доме творится черт-те что!
Платье, как договаривались, сунешь на место, в корзину для белья, а там
поглядим! И смотри, держи себя в руках! Кстати, ты звонил Николетте?
— Сегодня нет, — ответил я.
— А она тебе?
— Тоже нет.
— Ну-ка, достань мобильный.
Я вытащил аппарат. Нора схватила трубку своего домашнего
телефона и потыкала в кнопки. Мой сотовый не подавал никаких признаков жизни.
— Алло, — сказала хозяйка, — простите, я не
туда попала. Ваня, какой номер у твоего нового приобретения?
— 722-77-70.
— Нет, неверно, — сердито воскликнула Нора, —
ни я, ни Николетта, которой ты сообщил те же цифры, не можем дозвониться.
— Ну… кажется, перепутал. 777-22-20.
— Ничего себе! — воскликнула Нора и снова набрала
номер. — Склад? Простите, ошибка. Ваня! Какой у тебя номер?
— 770-72-22, — безнадежно сказал я.
Нора предприняла еще одну попытку соединиться со мной, но
опять безрезультатно.
— Может, 720-77-77? — предположил я.
— Ваня!!! — гаркнула Нора. — Изволь немедля
сообщить правильный номер!
— Не помню, — признался я. — Кстати, вот три
тысячи долларов, спасибо, не понадобились.
Элеонора взяла конверт, швырнула его в сейф и отрывисто
приказала:
— Езжай к Кузьминскому, не спускай глаз с членов его
семьи, сдается мне, двумя жертвами дело не ограничится, и отыщи контракт на
СИМ-карту, там указан номер.
В дом к Кузьминскому я заявился к ужину, предварительно
выслушав гневную отповедь от маменьки.
— Ваня! — злилась Николетта. — Как ты мог
дать мне не тот номер телефона?
— Извини, спутал.
— Ты нарочно!
— Ни в коем случае.
— Я звонила целый день и постоянно натыкалась на
какого-то хама. Я ему: «Вава!» — а он мне… нет, уволь, я не способна повторить
его речи! Отвратительно! Быть столь невнимательным, небрежным. Имей в виду, я
сильно обижена.
— Хорошо, — не подумавши, ляпнул я.
— Ах, хорошо! — взвилась Николетта. — Значит,
я полдня потратила на набор ненужного номера, а тебе хорошо.
Я улыбнулся. Представляю, с какой головной болью сейчас
лежит несчастный мужик, которому с упорством звонила маменька. Десять человек
из десяти уже на четвертой попытке сообразили бы, что просто записали не те
цифры. Кто угодно, но не Николетта. Голову даю на отсечение, она методично
трезвонила через каждые десять минут, нервно вскрикивая: «Вава? Как не он?
Немедленно позовите его!»
Хорошо еще, что тот мужик не знает моего адреса, а то мог бы
приехать и устроить скандал.
— Значит, хорошо, — словно разбуженная не вовремя
змея, шипела Николетта, — вот оно как, понятненько! Имей в виду, Ваня, за
это не расскажу очень интересную тебе информацию! Я хочу тебя наказать!
Ехидный голос маменьки сменили частые гудки. Я въехал в
тоннель и очутился в пробке. Интересно, что за информацию, по словам Николетты,
нужную мне, она не хочет сообщить? Маменька в последние дни находится в
состоянии хронической обиды. Честно говоря, это стало меня раздражать.
Когда я приехал к Кузьминскому, семья сидела за столом. Я
быстро скользнул наверх, якобы вымыть руки, и вернул платье на место. Когда я
сел за стол, все было как обычно. Клара рылась вилкой в еде, Белла, без
остановки болтая, откусывала огромные куски от булки. Сергей Петрович молча пил
чай, Валерий тоже беззвучно доедал мясо. Мне пришло в голову, что за все время
пребывания в доме я слышал его голос всего пару раз. Анна ворчала, наливая чай:
— Просто безобразие! Лариса опять заварила одну
щепотку, сколько раз ей можно повторять, что следует класть ложку на чашку! Это
же невозможно пить!
На первый взгляд все вели себя как всегда, но имелось одно
отличие: Клара и Белла не ругались. Двоюродные сестры абсолютно мирно
трапезничали.
— Лариса, — крикнула Анна, — принеси Ивану
Павловичу ужин. Вы едите свинину?
Я кивнул:
— Да, с удовольствием.
— Это не свинина, а поросятина, — уточнила Клара.
— Ой, поросенок! — подхватила Белла и убежала.
— Ты куда? — крикнула ей вдогонку Анна. — Вот
оглашенная! Господи, как она топает, лестница сейчас обвалится!
