Мобильный выл, я смотрел на него. Скорей всего это
Николетта. Господи, как хорошо было до того, как человек придумал сотовую связь.
Ехал бы себе спокойно, теперь же…
Внезапно я усмехнулся. А что теперь? Я размахнулся и со всей
силы зашвырнул мобильник в ближайший мусорный контейнер. В душе мигом проснулся
внутренний цензор. «Вава, что ты делаешь?» — в ужасе спросил он меня.
Я постоял пару секунд, слушая заунывный вой, доносившийся из
грязного железного ящика, и ответил: «Избавляюсь от докуки, имею право на
спокойную ночь».
Нора выслушала мой рассказ и в сердцах воскликнула:
— Да убил он Варвару, убил! Степанида знала об этом, и
дочки были в курсе. Только Клаве не рассказали, решили, что незачем ей слишком
много знать. Вот черт! Крутимся на одном месте, а доказательств нет. Платье
сожжено, Клава — дура. Значит, Клара дочь Кузьминского. Это объясняет, почему
он взял к себе Анну, Валерия и девочку.
Я покачал головой:
— Нора, простите, мне кажется, вы идете не по тому
следу. Сергей Петрович интеллигентный человек с благородной душой.
— Он убийца! — рявкнула Элеонора. — У него
руки по локоть в крови. Сначала Варвара, потом Катя, Анна и Рита.
— Маргарита жива.
— Нет, умерла сегодня, в восемь вечера.
Я охнул:
— Бедняжка. Но мне отчего-то кажется, что Кузьминский
тут ни при чем!
— Нет! Он убийца!!!
— Ладно, — сдался я, — будь по-вашему. Но где
найти доказательства, у вас одни размышлизмы!
— Я, Ваня, долго думала, — неожиданно спокойно
ответила Нора, — и поняла, что сваляла дурака. Ну-ка, вспоминай, что
сказал дражайший Сергей Петрович в первый день работы? Как представил себя
домашним?
— Ну… как секретаря.
— А зачем он ему?
— У Кузьминского горы семейных документов, их надо
разобрать.
— И что там?
— Письма, дневники его отца…
— Вот! — вне себя от возбуждения воскликнула
Нора. — Вот оно! Петр Фадеевич вел дневник! Помнишь, Сергей Петрович
говорил об этом?
— Ну, вроде того, — осторожно ответил я, —
хотя я не видел документов.
— Так загляни в них!
— Как? — шарахнулся я.
— Ваня, — звенящим голосом выкрикнула Нора, —
порой ты бесишь меня до потери рассудка. «Как, как!» Немедленно поезжай в
коттедж, иди в кабинет Сергея Петровича и найди нужные бумаги, они где-то там.
Вряд ли он хранит их в сейфе. Действуй!
— Но уже поздно, — попытался я вразумить хозяйку.
— У нас нет времени, отправляйся. Очень хороший момент,
Кузьминский в больнице, тебе никто не помешает!
Я хотел рассказать Норе об аварии, но вовремя прикусил язык.
Тогда придется сообщить и об утерянных документах, она начнет расспрашивать:
где, когда, как посеял… Нет уж, пока промолчу.
— Ты заснул? — с горящими глазами осведомилась
Нора. — А ну, дуй живо к Кузьминскому. Я не могу спать, как только найдешь
нужное, сразу звони.
В особняк я доехал без особых приключений, слава богу,
представителей ГИБДД больше на дороге не попалось. Дом был заперт, но у меня
имелся ключ, и внутрь я тоже проник беспрепятственно.
Все мирно спали, в холле горела маленькая, двадцативаттная
лампочка, такая же освещала и лестницу. Я вымыл руки и поднялся в кабинет
хозяина. Там резко пахло табаком. Как вы знаете, я сам курю, но очень не люблю
запаха окурков. Поискав полную пепельницу, я не нашел ее и распахнул окно.
Повеяло упоительно свежим ночным воздухом. Очевидно, после того как Сергея
Петровича уложили в больницу, Лариса ни разу не заглянула сюда. Впрочем,
экономку можно понять: ей одной очень трудно справиться с огромным домом: уборка,
стирка, готовка, вот и решила не трогать пока кабинет, все равно хозяин
отсутствует.
Постояв пару минут у окна, я оглядел гигантский кабинет,
заставленный книжными шкафами. Да уж, тут можно полжизни провести, исследуя
содержимое полок. С чего начать? Может, Кузьминский держит бумаги в столе?
Я приблизился к огромному, двухтумбовому сооружению и
вздрогнул: кожаное покрытие столешницы кто-то аккуратно срезал. Мигом перед
глазами возникла картина: тело Анны, лежащее головой в луже из пролитого кофе и
крови. Меня передернуло, огромным усилием воли я заставил себя сесть в большое
вертящееся кресло.
Очевидно, хозяин велел заменить зеленую кожу. Это понятно,
кому приятно пользоваться мебелью с такой историей. На месте Кузьминского я бы
избавился от этого стола и купил новый. Массивный письменный прибор, календарь,
часы и прочие мелочи были составлены на деревянные края стола. Тут же был и
знакомый мне красный баллончик.
Я взял его в руки. На нем изображена женщина, держащая в
руках лопаточку и тубу, из которой лезет пена. Герметик, или «отвердитель», по
выражению Нюши. Как он попал на стол Сергея Петровича?
Отставив баллончик, я открыл первый ящик и углубился в
изучение его содержимого. Штук тридцать дешевых прозрачных ручек «Корвина»,
ластики, скрепки, дырокол, куча визиток…
Во втором в безукоризненном порядке лежали счета и расписки
прислуги в получении зарплаты. Ничего похожего на дневник не было и в помине.
Я выдвинул третий ящик, увидел стопку потрепанных тетрадей в
выцветших, похоже, кожаных переплетах, взял первую, раскрыл…
— Чем вы тут занимаетесь? — прогремел над ухом
голос.
От неожиданности я выронил тетрадку, пожелтевшие листочки
выпали из обложки. Дверь, ведущая в спальню Кузьминского, была открыта, на
пороге стоял сам Сергей Петрович в халате.
Я растерялся:
— Э… Вы уже дома?
— Чем вы тут занимаетесь? — сурово повторил Сергей
Петрович.
— Ну… так… в общем… бессонница замучила, решил поискать
какую-нибудь книгу!
— В столе? Так вот кто крадет у меня деньги!
— Что вы! Я никогда…
— Врешь!
— Но вы же наняли меня искать доллары, — пытался я
оправдаться.
— Ты вор, — отчеканил Сергей Петрович, — и
должен быть наказан.
Мне стало не по себе. Лицо у мужика имело самое безумное
выражение, на лбу блестели капли пота, глаза смотрели на меня, словно… не могу
подобрать нужного сравнения. Они походили на две медные пуговицы, в них совсем
не было жизни.
