— И что, вы за всеми своими знакомыми остатки доедаете?
Евгений поморщился и повинился:
— Да раньше мне это и в голову не приходило. Я довольно брезглив. Я и отца не понимал. До встречи с вами. Должен признать, это своего рода удовольствие. — Я посмотрела на него с недоверием, и он добавил: — Несколько извращенное, признаю.
Он просто констатировал факт, не стараясь меня ни в чем убедить, и это показалось мне опаснее всего. Это наводило на мысль, что все гораздо сложнее, чем мне представлялось.
Заиграла громкая музыка, и на небольшую эстраду выскочили четыре стройные молоденькие красотки в коротеньких юбочках. Мне их видно было хорошо, а вот Евгений сидел к ним спиной. Чтобы лучше видеть, он пересел рядом, закинул руку на высокую спинку и чуть склонился ко мне.
Мне сразу стало горячо и неуютно. Нет, неуютно не то чувство, что я сейчас испытывала. Возбуждение? Напряжение? Я не могла понять своего взвинченного состояния. Девушки что-то довольно слаженно мяукали, но я слишком остро ощущала сильное мужское тело рядом и не могла сосредоточиться. Выругав себя за фантазии, вызванные, конечно, излишне выпитым вином, я выпрямилась и с каменным видом, не пытаясь отодвинуться, но ясно давая понять, что подобная близость мне не по нраву, стала пялиться на эстраду.
Официант неслышно принес заказанный Евгением десерт. На огромном блюде выстроились пирожные сортов десяти, экзотические фрукты под взбитыми сливками и сладкими соусами, нежнейшие кремы и в довершение несколько порций разного мороженого. Я молча похлопала глазами.
— Что здесь ваше?
Он ласково погладил меня по плечу.
— Что останется. А вы начинайте, пробуйте. Вам ведь хочется все это попробовать, не так ли?
Это было бесспорно, но мне пришло в голову покапризничать. В конце концов, я женщина и могу себе это позволить.
— Я не хочу, чтобы вы доедали объедки. Это некрасиво и неправильно… Давайте все поделим.
Мне хотелось, чтобы голос прозвучал строго и осуждающе, но вместо этого получилось просительно, почти жалко.
Не церемонясь, он подвинул к себе белоснежный крем, набрал полную ложечку и, когда я уже решила, что победила, не зная, огорчаться мне по этому поводу или гордиться собой, поднес ее к моим губам. Я мотнула головой, и с ложки упала здоровая капля прямо на чистейшую скатерть. Евгений укоризненно заметил:
— Что, все кругом перемажем или как?
Пришлось открыть рот и послушно, как в детском саду, проглотить кусочек. От смущения я даже не поняла, вкусно это было или нет. Он с мефистофельской ухмылкой поинтересовался:
— Вкусно?
С раздражением взглянув на него, я сердито скомандовала:
— Отодвиньтесь! Я вам не подушка прилегать на меня!
Он немедля отодвинулся, догадавшись, что крем можно не только есть. Иногда он очень живописно размазывается по мужским костюмам. Но от своего плана не отказался:
— Ладно, чтобы вас не смущать, я буду смотреть на эстраду, а вы не стесняйтесь и попробуйте все. Что понравится, съедайте, а мне оставьте все остальное…
Вот как? Он еще не знает, на что я способна! Я постаралась явить свою злокозненную натуру в полной мере: откусив от каждого пирожного, именно откусив, а не аккуратно взяв кусочек серебряной ложечкой, я передвинула к нему надкусанные куски. Рассеянно мне улыбнувшись, он без малейшей брезгливости съел их с истинным наслаждением, не доставив мне ни малейшего удовольствия от осознания собственного коварства.
Наученная неудачной попыткой, крем я уже съела сама, стараясь его распробовать, поэтому от него Евгению ничего не осталось. Зато мороженое, к сожалению, в меня уже не влезло, и он доедал его один.
Наконец девушки закончили выступление, получили свою долю аплодисментов и даже цветы и освободили эстраду, которую тотчас заполнили любители потанцевать. Евгений тоже встал, приглашая меня на танец. Это выглядело смешно — он ведь вполне мог спросить моего согласия и сидя. Хотя нет, сидя проще отказать, а вставшего кавалера не хотелось ставить в неудобное положение.
Отдав дань его знанию женской психологии, я неохотно прошла с ним на танцпол и положила руки ему на плечи.
Мы неспешно танцевали, причем он держал меня на вполне приличном расстоянии, не пытаясь прижимать, когда его окликнули с какого-то столика. Он обернулся, скорчил физиономию больного на зубоврачебном кресле и надломленным голосом поздоровался.
Это меня заинтриговало, и я внимательно посмотрела на окликнувшего. Хотя в зале свет был затемнен, но я разглядела знакомое по телевизионным репортажам лицо. Ага! Да это Викусин папуля, а по совместительству большая административная шишка! Вот это Евгений влип! Если Викуся не врет и ее родители в самом деле уверены, что Евгений их будущий зять, то для папули его появление с незнакомой девицей крайне неприятно. Интересно, что Викуся наговорила ему обо мне и о наших с Евгением отношениях?
Очевидно, тот же вопрос мучил и Евгения, поскольку он напрягся и тяжело замолчал. Прервав танец, усадил меня обратно. Поняв по моему слишком уж выразительному лицу, что я обо всем догадалась, нахмурился еще больше. Он высматривал официанта, чтобы попросить счет, когда к нам подошел столь обеспокоивший его человек.
Склонившись, Панкратов пригласил меня на танец, даже не спросив разрешения у моего спутника, что было крайне невежливо. Евгений возмущенно приподнялся, пытаясь меня задержать, но я с любезной улыбкой подала Панкратову руку, и мы ушли, оставив его с содроганием смотреть нам вслед. Я бы на его месте испытывала те же чувства, что и он. А чего доброго ему ждать? В данной ситуации он рисковал отношениями и со мной — неизвестно, что скажет мне его потенциальный тесть, — и с Панкратовым — надежды, что я проявлю лояльность и хотя бы промолчу, у него не было никакой.
Панкратов был в дорогом черном костюме, представительный до помпезности. Далеко не стар — не больше пятидесяти. Острый взгляд, ярко выраженная привычка управлять всеми вокруг, отшлифованная десятилетиями. Надо же, с какими людьми мне приходится общаться! Особой радости это мне не доставляло, но вносило остроту в мою немного пресную жизнь. Хотя это опять же чистой воды кокетство — с момента знакомства с Евгением она перестала быть пресной, приобретя излишнюю пикантность.
Танцующий со мной солидный мужчина украдкой меня оглядел, пытаясь выяснить, что же я из себя представляю. Видимо, я не подошла под его представление о заурядной разлучнице, и он с нескрываемым недоумением посмотрел мне в глаза, ожидая объяснений. Но не дождался. Объясняются и оправдываются только виноватые. А поскольку я к ним себя не относила, то и вела себя соответственно. Мне попросту было смешно. А с чего бы мне переживать? Я все происходящее воспринимала как забавное развлечение. Или старалась воспринимать, что, по сути, одно и то же.
Панкратов решил не тянуть резину и взял быка за рога. Намеренно мягким тоном проговорил:
