Я потоптался у низкого заборчика и предпринял еще одну
попытку. Опять до моего слуха долетело кваканье.
– Господи! Это же глупо! – вырвалось у
меня. – Неужели вы думаете, что я идиот, который поверит, будто в доме
никого нет! Вы ведь включаете домофон! Мне просто поговорить с вами надо.
Внезапно я почувствовал резкий запах французских духов
«Пуазон». Я очень хорошо знаю сей удушливый аромат. Именно такими душится Николетта.
Маменька, особо не заботясь о носах окружающих, выливает на себя по
полфлакончика за раз, достигая тем самым сногсшибательного эффекта в прямом
смысле этого слова. Старое правило медиков «в капле – лекарство, в ложке – яд»
можно в данном случае перефразировать: «в капле – восхитительный аромат, в
пол-литре – газовая атака».
Я резко повернулся на запах. В пяти шагах от меня стояла
девочка-подросток лет тринадцати с виду.
– Вы че, хотите внутрь попасть? – бесцеремонно
спросила она.
– В общем, да, – ответил я.
Она приблизилась, запах «Пуазона» стал просто невыносим.
Наверное, девочка в отсутствие матери от души попользовалась не только ее
духами, но и косметикой. Маленькое личико школьницы было щедро размалевано:
темно-синие веки, слишком черные, торчащие словно частокол ресницы,
кроваво-пурпурные губы, оранжевые щеки, угольные брови…
Несмотря на то что часы показывали десять утра, нимфетка
вырядилась в алое, расшитое блестками полупрозрачное платье, принятое мною
вначале за кофту – настолько оно было короткое. Тощие ножки в ажурных чулках
были втиснуты в черные сапоги-ботфорты на угрожающе тонкой шпильке.
Согласитесь, весьма странный наряд для школьницы.
– И че, – прищурилась это чудо в перьях, – не
открывают?
– Нет.
– И не откроют.
– Почему? – изумился я.
– Так, похоже, дома один идиот.
– Кто? – переспросил я.
– А Борька-кретин, – пояснила девчонка, – его
мать дома запирает. Он, может, и хочет двери открыть, да не знает как. Говорить
не умеет, мычит чего-то и жуткие рожи корчит, страх глядеть. Ирина Леонидовна
тут только из-за него и живет, из-за Борьки, поняли? А вы к ним зачем?
– Похоже, ты про соседей много интересного
знаешь, – увильнул я от прямого ответа.
Девочка прищурила намазанные глазки.
– Так тут не скрыть ничего, мало нас, в основном те,
кто на дорогу приехал.
– Куда? – окончательно растерялся я.
Школьница вытянула руку и пальчиком с длинным, хищно
изогнутым ногтем ярко-зеленого цвета ткнула в сторону возвышающейся на
горизонте горы.
– Там Германия, – неожиданно сообщила она.
Все еще не понимая, к чему она клонит, я согласно кивнул.
– Немцы с чехами дорогу новую построить
задумали, – принялась объяснять «экскурсоводша», – только они все – и
бюргеры, и кнедлики – сильно гордые, неохота им в грязи колупаться, вот и
пригласили русских тоннель долбить. А нашим чего, у нас денег совсем не платят,
ну и приехали сюда камень бить, мостовую ложить. А вы чего хотите?
Я улыбнулся:
– Ты, наверное, мороженое любишь?
Девочка похлопала ресницами, потом захихикала:
– Во, вы меня небось за пятиклассницу приняли.
Мороженое, оно, конечно, неплохо, но после работы устаешь как собака, лучше
коньяку шарахнуть.
Я разинул рот.
– Мне девятнадцать лет, – уточнила
девчонка, – и ваще, давай знакомиться, Мадлен.
– Какое красивое имя, – решил я подольститься к
собеседнице.
– Вообще-то, в паспорте Мария стоит, только Мадлен
шикарней звучит и хозяину нравится, – призналась девица.
Я еще раз окинул взглядом красное, щедро украшенное
блестками платье и сапоги-ботфорты и поинтересовался:
– Вы, Мадлен, работаете проституткой?
Она хмыкнула:
– Не, стриптиз пляшу в клубе «Голубой зайчик».
Попадаются иногда клиенты, но в основном зарабатываю танцами, я артистка.
– Очень приятно, разрешите представиться – Иван
Павлович Подушкин, ответственный секретарь общества «Милосердие». Мне хотелось
бы угостить вас чашечкой кофе с коньяком, если, конечно, вы соблаговолите
пройти со мной в ресторан.
Мадлен улыбнулась:
– Ты симпатичный и внешне ничего, пошли.
Я шагнул было в сторону гибрида капуччино с пельменной, но
девушка схватила меня за руку.
– Не, к нашим не надо, там чистая рыгаловка, пошли к
кнедликам.
Услыхав второй раз непонятное слово, я не утерпел и задал
вопрос:
– Кто такие кнедлики?
– Чехи, – засмеялась Мадлен, – кнедлики –
ихняя еда национальная, они ее так расписывают, ну прямо вкуснее не бывает. В
какую жральню ни зайдешь, везде одни кнедлики в меню. Я из любопытства
попробовала и скажу тебе: никогда не ешь. Больше всего они напоминают толстые оладьи
из картошки, перемешанной с манной кашей, прям тошнит. Но кофе чехи делают
классно, может, просто насыпают в машинку по норме? Наши-то жадятся, так и
норовят два зерна в кофеварку сунуть. Двигай за мной.
Уверенным шагом Мадлен ринулась по улице вверх, я поспешил
за ней. В отношении кнедликов абсолютно солидарен с Мадлен. Я имею в виду
национальное блюдо, а не людей. Помнится, в ресторане с трудом проглотил
кулинарный шедевр.
Когда хозяйка выбранного моей спутницей заведения принесла
кофе, коньяк и пирожные, Мадлен деловито сказала:
– Мой час стоит сто долларов, плати и пользуйся.
– Но я хотел лишь поговорить.
– И че? Время-то займешь.
Я признал ее правоту и кивнул.
– Хорошо. Значит, так, общество «Милосердие» занимается
тем, что помогает нуждающимся людям, дает им деньги.
– А под какой процент? – мигом поинтересовалась
Мадлен.
– Без возврата и без процентов.
– Дарите бабки?
– Да.
– Во класс! Дайте мне тысяч сто баксов, –
оживилась девица, – я квартиру куплю, задолбалась с родителями жить,
надоели до смерти. Живут на мои деньги, жрут, пьют, одеваются и орут: «Ты б…».
Интересное дело, как бы они жировали, не пойди я в шлюхи. А че, нормальная
работа, денежная!
Я кивнул:
