Следующее пробуждение опять пришлось на утро. На этот раз в
палате никого не было. Я встал, нацепил халат, хотел выйти в коридор, но в этот
самый момент дверь распахнулась и в комнату вкатилась Нора.
– А поутру она опять улыбалась в окошке своем, как
всегда, и из лейки ее струилась вода, – неожиданно сказала хозяйка.
– Вы о чем? – попятился я.
Элеонора подрулила к столу, на котором высился букет цветов.
– Во времена моей молодости была популярна песенка про
женщину, которую пытался убить муж, – пояснила хозяйка, – уж он
старался вовсю: и топил ее, и жег, и с восьмого этажа бросал, и под поезд
кидал, ан нет, «а поутру она опять улыбалась в окошке своем, как всегда, и из
лейки ее струилась вода!». Понимаешь, дамочка разводила цветочки, поливала их
целыми днями, чем бесила супруга. Ну прямо как ты.
– Я?! Нора, это же несправедливо! Во-первых, я не имею
мужа, то есть жены, во-вторых, не развожу цветы, в-третьих, меня никто не хотел
убить!
Элеонора вытащила из недр кресла свое невероятное курево,
папиросы «Беломорканал», и усмехнулась.
– Ладно, с первыми двумя доводами я согласна, но вот
насчет третьего… Ваня, ты спрашивал себя, почему оказался в больнице?
– Стыдно признаться, – кивнул я, – упал в
обморок, словно истеричная барышня. Надеюсь, Стриженов не сбежал? Он ведь, по
условиям пари, не имел на это права.
– Еще как… – начала было Нора, но тут в комнату
вошел Макс и возмутился:
– Ведь я просил без меня не начинать.
– Молчу, как тумба, – сообщила Нора.
Макс покачал головой:
– Сладкая парочка!
– Кабы не я, твоему Петеру вовеки не
разобраться, – взлетела ракетой Нора, – я все узнала. Я, сидя в
Москве, а не он – здесь!
– Вы о чем? – насторожился я.
Максим открыл дверь.
– Петер, входи.
В палату ввалился довольно толстый дядька.
– Привет, – с легким акцентом сказал он.
– Знакомься, – буркнул Макс, – Петер Гонза,
мой коллега, работает в Праге, в том же ведомстве, что и я. Когда-то мы вместе
учились в академии.
– Замечательное время, – вздохнул Петер, –
первое слово, которое я узнал по-русски, было «водка», потом «девочки», затем
«место происшествия». Жаль, теперь практики особой нет. Забывать лексику начал.
– Вот начнем беседовать, и все вспомнишь, –
пообещал Макс, потом он снова повернулся ко мне: – Это не допрос, а дружеский
треп.
– Ладно, – не слишком понимая, что к чему, ответил
я.
– Буду говорить первой, – разозлилась Нора.
– Нет, – не согласился Макс, – все, внимание!
Ваня, садись на кровать, Петер иди в кресло. Итак, историю про пари все знают,
повторяться не буду. Начну свой рассказ с характеристики Стриженова. Господь
наградил Михаила талантом актера, однако, оказавшись на сцене, Стриженов
терялся, забывал текст и выглядел очень бледно. Он быстро понял, что карьеры на
актерском поприще не сделает никогда, и ушел из театра.
Но вот парадокс, полностью провалившись как лицедей, в
обычной жизни Стриженов умел великолепно притворяться. Он обладал феерической
фантазией и редким талантом убеждать других.
– Да, – кивнул я, – почти все опрошенные мной
говорили: не хотел давать ему денег, а все-таки дал.
– Именно так, – кивнул Макс. – А еще он
магнетически действует на окружающих, и первое время, пока человек не понимает,
что представляет собой Стриженов, он обожает Михаила. Вот Мишенька и
пользовался этим даром в хвост и гриву. Работать он не собирался, пристроился
для вида на фирму, ездил по домам с поздравлениями, но на самом деле жил за
счет женщин, имел трех жен и умело лавировал между ними. Некоторое время
супруги ничего не подозревали и искренне считали, будто их сокровище часто
ездит в командировки. Но сколь веревочке ни виться, а кончик будет. Стриженов
очутился на зоне. Кстати, мне сейчас не хочется мазать Михаила одной черной
краской. Да, он лгун, фантазер, лентяй, бабник и очень нечистоплотен в денежных
вопросах, но у него добрая душа. Заболевшего Митрофана Стриженов считал другом
и, не боясь заразиться туберкулезом, ухаживал за приятелем, не ожидая никакой
награды. Весть о деньгах Сергея Кольского явилась для него полной
неожиданностью. Еще Михаил любил Лиду, или ему казалось, что он испытывает к Московской
светлые чувства. Приехав в Ковальск, Миша сначала не пошел к бывшей жене, решил
не мешать чужому счастью и прибег к ее услугам, только когда стал искать общак.
Сейчас он говорит, – вздохнул Петер, – что задумал получить деньги
только для того, чтобы уехать с Лидой в тихое место, хотел быть рядом с
любимой.
– Врет, – покачал я головой. – Впрочем,
Московская тоже мастер художественного свиста. Такую мне историю вначале спела
про сводных сестру и братика, с подробностями, о маме, папе, службе в армии,
раз пять подчеркнула, что она ни в коем случае не является бывшей женой
Стриженова. И ведь как убедительно врала! Целый роман сочинила. Самое
интересное, что я ей поверил. Зачем она так старалась и придумывала небылицы?
– Вы уже сами ответили на свой вопрос, – пожал
плечами Петер, – она хотела, чтобы вы ей поверили. Лиде, скрывшей от мужа
первый брак, пришло в голову, что пусть уж лучше Михаила сочтут ее братом. А
еще ей хотелось, чтобы Стриженова увезли из Ковальска куда подальше. Поэтому она
сначала лгала, потом сообщила, что Михаил поехал к Карелии, затем, когда вы ее
прижали, рассказала правду и предложила помочь его отыскать. Поймите, Лиде надо
было избавиться от Михаила на пару недель, она с мужем и правда собралась в
Израиль, а туда Стриженову будет трудно попасть. Израильтяне, напуганные
террором, тщательно следят за безопасностью страны.
– Может, он и впрямь любил Лиду, – вздохнул
я, – ведь рассказал же ей про общак.
– Думаю, дело в ином, – влезла Нора, –
страсть тут ни при чем, один расчет. Михаил предполагал, что, услыхав про
сумасшедшие деньги, Московская начнет ему активно помогать, расспрашивать
Свету, лезть к той в душу.