— Ступайте в двадцать третий кабинет, там подберут.
Я отдал профессору гонорар и переместился в следующую комнату,
где веселая толстушка принялась демонстрировать образцы. Не стану утомлять вас
описанием процесса выбора. В конце концов Николетта приобрела «глаза» всех
возможных цветов: карие, зеленые, синие, фиалковые, ореховые… Голубые, слава
богу, у нее есть свои. Самыми последними были вынуты… красные линзы.
— Вот это ловко! — взвизгнула Николетта и
повернулась ко мне.
Я вздрогнул. Маменька походила на родную сестру графа
Дракулы. Очи цвета пожарной машины превратили ее лицо в страшную маску.
— Это еще не весь прикол, — засмеялась медсестра и
направила на Николетту настольную лампу.
В ту же секунду свет отразился от красных глаз и двумя
лучами заметался по полу.
— Здорово, да? — радовалась глупенькая девушка.
— Слов нет, — покачал я головой, — зачем
только такие производят? Людей пугать?
— Для похода на дискотеки, — пояснила
дурочка, — ну офигительно смотрится.
Потом она повернулась к Николетте и опрометчиво заявила:
— Только вам они ни к чему, их для молодежи делают.
— Всенепременно возьму, — мигом отреагировала
Николетта, — надену к Коке на суаре, все с ума сойдут, правда, Ваня?
Я кивнул. Пусть покупает что хочет, лишь бы поскорей
завершить процесс. Но Николетта провела в кабинете еще целый час. Требовалось
подобрать для каждой из пар линз футлярчики соответствующего цвета, потом
сумочку, куда положить футляры, затем чемоданчик для сумочки. А еще жидкость
для протирки, емкость, в которую следует ее наливать, специальные салфетки… И
все это не в единичном экземпляре.
Короче говоря, когда мы вновь очутились в машине, на улице
была темень. Николетта, уютно устроившись на заднем сиденье, принялась
разглядывать линзы, я включил погромче радио и поехал вперед.
— Убери музыку, — потребовала маменька.
Я послушно покрутил магнитолу, и из динамика понеслось:
— Этой ночью на кладбище стояла напряженная тишина.
Могила только что похороненного Эдварда утопала в цветах. Ровно в полночь земля
зашевелилась.
— Оставь! — взвизгнула Николетта. — Это
«Литературная гостиная», они читают жутко забавную книжку про вампиров.
Хорошо, пусть будут вампиры, привидения, нетопыри, кто
угодно, лишь бы маменька молчала.
В относительном спокойствии я проехал большую половину пути.
Радио выло и ухало на разные голоса, выдавая непотребный текст.
— Глаза Эдварда, красные, жуткие, послали пучок света прямо
на Генриетту. С пальцев покойника капала кровь…
— Налево, — вдруг скомандовала Николетта.
Я, одурманенный спектаклем, машинально повиновался.
Тут же раздался свист. Вот незадача! На перекрестке же висит
знак: перечеркнутая стрелка.
— Почему нарушаем? — поинтересовался сержант и
посветил на меня фонариком.
Я совершенно честно ответил:
— Извините, тут по радио жуткую книгу читают,
заслушался и не заметил, что поворот запрещен.
— Про вампиров, что ли? — засмеялся
милиционер. — Вот глупость-то! Сказки это, вы же серьезный, солидный
человек, а в ерунду верите. Не бывает их на свете, оживших покойников, коли
умер, все! Кранты! Попрошу права и документы на машину.
Я молча протянул требуемое. Парень изучил документы и вполне
мирно спросил:
— Ну? Дальше что?
Я полез за кошельком, сейчас отсчитаю полтинник, и можно
продолжать путь. Пока я рылся в портмоне, отыскивая нужную ассигнацию, сержант
посветил фонариком на заднее сиденье.
— Добрый вечер, — мило сказала Николетта.
— А… а… о… — промычал парень.
Я удивился, отчего это сотрудник ГИБДД начал издавать
малопонятные звуки, и посмотрел на него. Тому явно было плохо. Лицо его, только
что по-детски розовощекое, круглое и слегка наивное, стало бледным, вытянутым и
испуганным.
— Вам нехорошо? — испугался я.
— А… о… а… она… — заикался постовой, тыча рукой в
глубь машины.
Я обернулся. Николетта улыбалась на заднем сиденье. Ее
темно-красные глаза отражали свет фонарика. Две длинные нити, словно лучи
лазера, пронзали тьму. Маменька выглядела просто жутко. Если бы я не знал, в
чем дело, мигом бы выскочил из «Жигулей» и унесся куда глаза глядят!
— Э-т-т-та… — заикался несчастный постовой, —
чтой-то у ней с глазами?
Неожиданно на меня напало детское веселье. Стараясь не
расхохотаться, я с самым серьезным видом заявил:
— У кого? У женщины на заднем сиденье?
Сержант осторожно кивнул.
— Не волнуйтесь, она не заразная, — хмыкнул
я, — в прошлом году шла вечером через кладбище, а на нее что-то налетело и
укусило. Все, с тех пор глаза покраснели, дневного света боится, при виде чеснока
стонет и питается лишь сырой печенкой. Но это очень хорошо!
— Па-а-чему? — слегка попятился совсем обалдевший
парень.
— Так ведь всех своих врагов перекусала, и они теперь в
жутких чудовищ превратились. Сделайте милость, возьмите штраф и отпустите нас,
очень торопимся, скоро семь, а мне надо, чтобы она точно в это время вошла в
кабинет к моему хозяину, уже и так надоел мне с придирками.
Постовой бросил в окошко документы и, выкрикнув: «Езжайте!»
— опрометью кинулся к бело-синему «Форду», припаркованному возле ларька.
— Эй, погодите, — высунулся я из дверцы, — а
полтинник? Деньги забыли!
— Не надо ничего, — проорал парень, влезая в
автомобиль, — укатывай отсюда поскорей, давай налево!
— Там запрещающий знак!
— Плевать на него, верти рулем, живо на проспекте
окажешься! — выкрикнул постовой и мгновенно забаррикадировался в машине.
Когда мы поравнялись с его «Фордом», Николетта высунулась в
окошко и, сделав сердитое лицо, громко сказала:
— Р-р-р… О, жажду крови!
Несчастный мент шарахнулся в сторону и по-детски закрыл
голову руками.
