— Вы давно знакомы с Аленой? — спросил я, когда
«Жигули» прочно включились в пробку на Брестской улице.
— Учились в институте, в одной группе, — пояснила
Варя, — Алена была мне не подругой…
— Да? — поразился я. — Кем же?
— Сестрой, — грустно ответила Варя, — ближе
человека в этом мире для меня не существует.
— Вы знали, что ее хотят убить?
Варя кивнула:
— Честно говоря, до недавнего времени я считала все
происходящее дурацким совпадением. Впрочем, насчет кастрюли с кислотой и
тормозов еще можно поразмышлять, а бабка, которая швыряет тяжести на головы
посетителей супермаркета, существует на самом деле. Я сама боюсь туда ходить.
— Вы тоже пользовались этим магазином?
Варя кивнула:
— Мы ведь с Аленой в одном доме живем, только на разных
этажах.
— Правда? И познакомились лишь в студенческие годы? В
детстве не общались?
— Я с родителями до восемнадцати лет провела в
Германии, — пояснила Варя, — мой отец военный, служил там в Группе
советских войск. А когда вернулся на Родину, получил эту квартиру, правда,
сразу умер, а мама раньше скончалась.
— Ясно, — пробормотал я, помолчал пару секунд и не
утерпел: — Я вчера так понял, что отец Алены был крупным художником.
— Да, Шергин, помните, когда-то в каждом учреждении
висела картина «Москва, Первомай», такое большое полотно, изображающее
демонстрацию. На переднем плане мужчина в серой куртке и кепке держит на плечах
хорошенькую пухлощекую девчушку с косичками.
— Что-то припоминаю. У ребенка в одной руке синий шар,
а в другой красный флажок.
— Точно. Это Шергин нарисовал, а девочка — Алена в
детстве, но такой я ее не знала.
— Странно, однако… Известный художник, а жил в вашем
доме. Вы меня извините, конечно, но здание не выглядит элитным.
Варя покачала головой:
— Все не так просто. У Шергина двухкомнатная квартира
на последнем этаже. Ему в свое время предложили сменить жилплощадь, но Борис
Алексеевич отказался, очень не хотел затевать переезд, лень было, у него огромная
библиотека, сотни книг. Вот он и придумал, попросил, чтобы ему разрешили
использовать чердачное помещение под мастерскую. Если попадете к Алене в
квартиру, просто ахнете, насколько все здорово сделано. Внизу перенесли стены,
и получилась огромная кухня-гостиная, просторная прихожая и здоровенная ванная.
А из чердака Борис Алексеевич сделал жилое помещение, да таких шикарных
апартаментов ни у кого нет!
— Что вы думаете про историю с газом?
Варя нахмурилась:
— Ничего хорошего. Хотите знать мое мнение?
— Конечно, говорите.
— Автор этой затеи Марина Райкова. Уж не знаю, как
насчет автомобиля, кастрюли и пакета молока, но газ точно она включила!
— Райкова до такой степени ненавидит Алену?
Варя уставилась в окно, помолчала и ответила:
— Она ее видеть не может. Стойте, мы приехали.
Луковск больше походил на отдаленный район Москвы, чем на
самостоятельную административную единицу. Перед глазами расстилался квартал
совершенно одинаковых блочных башен.
— Больница здесь, — Варя ткнула пальцем в желтое
пятиэтажное здание.
Не успел я спросить, откуда она знает о местонахождении
лечебницы, как моя спутница выскочила из машины и побежала ко входу. Я слегка
задержался, потому что сначала парковался, а потом запирал «Жигули».
Глава 4
В коридоре, длинном и извилистом, стоял особый, больничный
дух. Те, кто бывал в муниципальных клиниках, хорошо понимают, что я имею в
виду. В нос ударил аромат, состоящий из смеси запахов хлорки, лекарств и
готовящегося гороха. Вокруг стояла странная тишина, и сначала мне показалось,
что больных тут нет. Двери в палаты были плотно закрыты, и из-за них не
пробивалось ни звука. Очень странные люди лежали тут, они не смотрели
телевизор, не слушали радио, не курили у окна. Может, на первом этаже
расположены не палаты, а медицинские кабинеты? Но вдруг раздался женский крик,
и я, поняв, что голос принадлежит Варе, пошел на звук, без стука распахнул
тяжелую, выкрашенную сине-белой краской дверь и увидел довольно симпатичную
комнату, обставленную с шиком пятидесятых годов.
В углу большого продавленного черного кожаного дивана в
голос рыдала Варя.
— Что случилось? — спросил я.
Стоявший у шкафа мужчина повернулся. В руках он держал
стаканчик с темно-коричневой жидкостью. Мой нос уловил запах валерьянки.
Странно, однако, что врач решил предложить Варе это лекарство. Принято считать,
что настойки и отвары, приготовленные на базе валерьянового корня, хорошее
успокаивающее, но они никак не скоропомощное средство. Выпив один раз сорок
въедливо-пахучих капель, вы не прекратите истерику. Валерьянка накапливается в
организме и начинает действовать после пятого, шестого приема. Но люди в массе
считают иначе. Спросите, откуда я это знаю? Как-то раз в мои руки попалась
книга итальянца Томазино Перуджио «Растения. Лекарства и яды». После ее
прочтения я перестал относиться к гомеопатии, как к невинной забаве.
— Вы приехали с ней? — спросил у меня доктор.
— Да.
— Очень хорошо, — с облегчением пробормотал врач и
буквально влил Варе в рот абсолютно бесполезную настойку.
Но, очевидно, эффект плацебо
[1]
распространяется на всех. Варя проглотила и затихла.
— Что случилось? — повторил я вопрос.
