— В сеансах психотерапии я тоже не нуждаюсь.
Вздохнув, Трэвис махнул рукой.
— Ладно, Адам, иди по старой дорожке. Поставь крест на своем будущем ради своего прошлого. Но, — он ткнул пальцем через плечо, — эта женщина слишком хороша, чтобы ты, получив от нее то, что тебе нужно, просто выкинул ее из своей жизни. Она заслуживает большего. Да и ты тоже.
Адам резко сменил тему:
— Не выпить ли нам по стаканчику виски?
— Не откажусь. — Через несколько минут Трэвис направился к двери и повернулся, остановившись возле порога. — Обещай мне кое-что, прежде чем я уйду.
- Что?
— Попробуй не быть таким упертым ослом. Дай Джине шанс. Дай себе хоть какую-то передышку, ладно?
Когда Трэвис уехал, Адам еще долго шагал из угла в угол, прислушиваясь к тому, что происходило во дворе. Цокот подков о металл ограды, нервное ржание, звонкий смех Джины...
Он вдруг замер, сосредоточившись на почти магической музыке этих звуков.
Адам тряхнул головой. Не имеет значения, что он чувствует или не чувствует к Джине. Как только дело будет сделано, их брак закончится. Она уедет отсюда, а он останется.
Несмотря на увещевания Трэвиса, у него, Адама, нет никакой надежды на будущее. Он успел доказать себе, что не создан для брака.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Джина оставила Адама спящим в их широкой постели. Она надела халат и, прежде чем выскользнуть из комнаты, потуже затянула пояс. Ей никак не удавалось заснуть, сколько бы она ни лежала, уставившись в темноту, прислушиваясь к ночным шорохам. Так почему же не приготовить себе чая и не съесть немного печенья, которое испекла Эсперанца?
У дверей она обернулась и посмотрела на Адама. Он и во сне выглядел отстраненным, словно все его эмоции были так глубоко запрятаны, что не могли выйти наружу, даже когда он не контролировал их.
Вздохнув, она осторожно прикрыла за собой дверь и начала спускаться по лестнице. Дом спал, окутанный ночной дремой, отдыхая после длинного дня. Джине тоже хотелось бы отдохнуть, но ее мозг был слишком возбужден. Девушка не могла перестать думать об Адаме и об их утреннем споре.
Почему она решила, что ей будет легко достучаться до его сердца? Ведь Адам провел последние пять лет, почти полностью отгородившись от всего мира. Что, если ему и не нужны эти ее попытки? Сможет ли она переиграть его? Не заподозрит ли он неладное, если она не забеременеет в ближайшие два месяца?
Головная боль тупой тяжестью застучала у нее в висках.
Во дворе не было фонарей, но лунный свет, падая из высокого окна, окрашивал лестницу в серебристый цвет. Босые ноги Джины мягко ступали по ковровой дорожке, не издавая ни звука. Медленно спускаясь, она вглядывалась в фотографии, висевшие на стене.
Фотографии братьев Кинг, начиная с их раннего детства идо последних дней. Вот улыбающийся Джексон с синяком под глазом, стоящий между своими старшими братьями, обняв их за плечи. Вот Трэвис с кубком в руке, который завоевала его футбольная команда, когда он был нападающим. А вот фото двадцатилетней давности, сделанное в июле на пикнике в День независимости, где была и она вместе со своими братьями. Адам, самый высокий из всех, стоял позади десятилетней Джины, ведь она и тогда все специально устроила, чтобы быть к нему поближе. Заметил ли он это? Улыбаясь, Джина продолжала скользить взглядом по замороженным во времени лицам и вскоре с удивлением обнаружила, что не было ни одной фотографии Моники, погибшей жены Адама, и Джереми, его сына.
Это открытие заставило ее нахмуриться, и она вспомнила, что и на других фотографиях, висевших в доме, их тоже не было. Странно. Почему Адам не хотел помнить о них?
Она снова начала подниматься по лестнице, внимательно изучая каждую фотографию, теперь выделяя только лицо Адама. Вот здесь он еще совсем ребенок в разорванных джинсах и в кепке с длинным козырьком, тенью закрывавшей глаза. А здесь — капитан бейсбольной команды старших классов. Адам на выпускном вечере. Адам с голубой лентой победителя на местном родео. Улыбающийся Адам. Господи, ему следовало бы чаще это делать...
Кончиком пальца Джина дотронулась до этой пойманной улыбки и с грустью подумала: вот если бы так же легко можно было дотянуться до его сердца.
Мурашки пробежали по ее телу, и Джина глубже запахнула на себе мягкий кашемировый халат. Но это не помогло: холод шел изнутри. Она спустилась с последней ступеньки й вышла в холл. Длинный коридор вел в кухню, к печенью Эсперанцы, входная дверь — в летнюю лунную ночь. Джина толкнула дверь, и холодный влажный воздух словно обернул ее плотным коконом. Ни шороха, ни движения ветерка. Ясное небо было сплошь усеяно мириадами звезд, большая, почти полная луна отбрасывала на траву черные густые тени.
Джина медленно пошла через двор к загону. Завтра ее лошадей разведут по стойлам, но на сегодняшнюю ночь они остались здесь, привыкать к своему новому дому.
Облокотившись на изгородь, она прошептала:
— Надеюсь, вы освоитесь быстрее, чем я.
Одна из кобыл, тихо заржав, приблизилась к ней. Джина протянула руку и коснулась ее мягкого носа.
Лошадь переступала с ноги на ногу, длинные тонкие волосы колыхались вокруг ее копыт.
— Привет, Рози. Немного не по себе, да? — Пальцы Джины нырнули в темную густую гриву. — Я тебя понимаю. Но ничего, скоро привыкнешь. Знаешь, Адам на самом деле совсем не такой страшный. Он просто ведет себя как бирюк.
— Я и есть бирюк.
Его голос раздался прямо у нее над ухом. От неожиданности Джина так сильно вздрогнула, что кобыла, отпрянув в сторону, заплясала на своих мохнатых ногах. Сделав судорожный глоток воздуха, Джина обернулась.
— Черт возьми, Адам, зачем подкрадываться, как вор? Ты что, хотел, чтобы у меня случился инфаркт? — Она прижала руку к груди и почувствовала, как быстро стучит ее сердце.
— А какой черт понес тебя сюда среди ночи?
Джина перевела дух и посмотрела на него.
Загорелая грудь Адама отливала темным золотом в мягком лунном свете, волосы были взъерошены, на скулах виднелись глубокие тени. Он был босиком, в старых джинсах с расстегнутой верхней пуговицей. Ее взгляд скользнул по узкой дорожке черных волос, исчезающей под грубой тканью.
Черт возьми.
У нее снова перехватило дыхание.
— А... это что, еще одно правило? Я должна спрашивать разрешения, чтобы выйти из дома?
— Я не это имел в виду.
— Тогда что?
Адам шагнул к ней, и его аромат, казалось, проник сквозь кожу Джины. Она сделала длинный вдох, пытаясь успокоиться, но добилась только того, что его запах еще глубже вошел в ее тело и свернулся клубком внизу живота.
— Я проснулся, а тебя не было, — сказал он, пожимая плечами.
