— Эти фотографии в холле... — Джина смотрела на него с молчаливой мольбой, — фотографии по всему дому. Тебя и твоих братьев. Кузенов. Но...
Адам знал, что она собирается сказать, и весь сжался в ожидании удара.
— Но Моники и Джереми нет нигде. Почему, Адам?
Он заставил звучать свой голос холодно и отстраненно:
— Ты предпочла бы, чтобы я наполнил весь дом этими снимками? Думаешь, я хотел бы смотреть на фотографии своего сына и вспоминать, как он умер? Какое приятное времяпрепровождение, черт возьми!
— Конечно, нет. — Она сжала его локоть обеими руками, и он почувствовал их тепло, проникшее глубоко внутрь пего. — Но как же ты мог вот так от всего отгородиться? Как ты мог заставить себя забыть собственного сына?
Он не забыл Джереми — маленького мальчика со светлыми волосами, такими же, как у Моники, и с темными глазами Адама. Малыш улыбался, почти всегда улыбался — по крайней мере так он запомнился Адаму. Но это было его. Личное. То, чем он не хотел делиться ни с кем.
Адам медленно отвел от себя руки Джины и отступил в сторону.
— То, что я не окружил себя их фотографиями, вовсе не значит, будто я мог или хотел бы их забыть. Но я не живу воспоминаниями. Прошлое не должно вмешиваться в мое настоящее. Или же в мое будущее. — Он заставил себя отстраниться от того разочарования, которое заметил в глазах Джины. Она должна понять, что он не искал любви. И если она позволила себе надеяться на большее, ведь это не его вина, верно? — У нас деловое соглашение, Джина. Ничего больше. Не ожидай от меня того, чего я не могу тебе дать. Тогда, возможно, мы оба получим то, что нам нужно.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В течение нескольких дней Джина жила под впечатлением их последнего разговора. Она принудила себя удержать в памяти не только горячий жар его поцелуя, но и леденящий холод глаз.
Не обманывала ли она себя все эти месяцы? Не цеплялась ли просто за свои детские мечты, не имеющие ничего общего с настоящей реальностью? Может, пришло время признать поражение и скрепить свое сердце, пока оно еще не окончательно разбито?
Джина натянула поводья, заставив Рози свернуть на узкую, хорошо проторенную тропинку, ведущую к родовому кладбищу Кингов. Темные грозовые облака, весь день неподвижно висевшие над горизонтом, вдруг, словно по команде, двинулись вперед, как наступающая армия неприятеля.
Свет померк. Температура упала. Плотная серая мгла окружила ее со всех сторон. Холодный ветер поднимал и закручивал длинные волосы Джины, бросая их ей на спину. Рози беспокойно танцевала под ней, чувствуя надвигающуюся грозу и не желая больше ничего, кроме как вернуться домой в теплое уютное стойло.
Но у Джины была цель, и она не собиралась поворачивать назад, прежде чем не узнала бы то, что хотела. Как удалось Адаму полностью исключить из своей жизни его погибшую семью? С точностью хирурга он отрезал часть своего прошлого и запрятал в самый далекий уголок души. Каким нужно быть человеком, чтобы сделать это?
Уходящее лето сползало в осень. Вскоре листья на деревьях вокруг старого кладбища, запестрев золотыми и багряными красками, вздрагивая на ветру, опадут на землю, и потемневшую охру накроет первый снег.
Низкая ограда, окружавшая кладбище, хотя и пострадала от времени, все еще выглядела элегантной и прочной. Вьющийся виноград, цепляясь за чугунный узор, трепетал на ветру своими алыми и пурпурными цветками. Каменные надгробия стали появляться здесь с начала восемнадцатого века. Некоторые стояли наклонившись, с почти стертыми дождем и ветром надписями. Новые держались прямо, их поверхность блестела, высеченные надписи были легкоразличимы.
Джина спрыгнула с лошади, привязала ее к ограде и, немного помедлив, осторожно, как вор, открыла калитку. Скрип металла и резкий порыв ветра заставили ее вздрогнуть, как если бы что-то подсказывало ей повернуть домой. Уехать прочь от царства мертвых и вернуться к живым.
Она прищурила глаза, когда первые капли дождя упали ей на лицо. Ледяные струйки проникали сквозь рубашку, холодными змеями скользили вниз по спине. Шелест листвы на деревьях был похож па пересуды кумушек, гадающих, что она будет делать дальше.
Осторожно ступая по мокрой траве, Джина обошла вокруг старых могил и направилась к последнему ряду, где яркими пятнами ослепительно сияли гранитные плиты. Родители Адама были похоронены рядом более десяти лет назад — они погибли, когда их самолет разбился возле Сан-Франциско. Розы из сада на ранчо лежали на зеленой траве.
Но не на их могилы пришла посмотреть Джина. Были две другие, молчаливые и холодные под тяжелыми каплями дождя, что звали ее.
Моника Кален Кинг и Джереми Адам Кинг.
Там тоже были цветы. Розы для Моники, ромашки для Джереми. Теперь уже непрерывный ливень длинными струйками стекал по блестящей поверхности гранита. Здесь лежала семья, которую Адам не мог забыть и не мог разрешить себе помнить. Здесь была причина, принудившая его жить теперь как бы в половину жизни. Здесь было прошлое, которое значило для него больше, чем могло бы предложить ему будущее вместе с ней.
— Что я могy сделать, чтобы он полюбил меня? — ее взгляд беспокойно перемещался от одной могилы к другой. — Как заставить его поверить, что будущее ничего не забирает у прошлого?
Опустившись на одно колено. Джина почувствовала, как холодная влага проникает сквозь грубую ткань джинсов. Ее ладонь скользнула по мягкой траве, отбросив в сторону упавшие сухие веточки.
— Я знаю, он любил тебя. Но я знаю, что он мог бы любить и меня тоже...
Взгляд Джины упал на камень с именем Джереми со слишком коротким отрезком между двумя проставленными датами. Ее глаза наполнились слезами, когда она вспомнила Дэнни, освещенного яркими лучами солнца, и представила, что мог чувствовать Адам, когда погиб Джереми.
— Я совсем не хочу, чтобы он забыл тебя. Забыл вас. Я только хочу... — Слова замерли у нее на губах, когда она подняла глаза к горизонту, откуда надвигались черные тучи. — Я, должно быть, напрасно обманываю себя? — наконец прошептала она. — Он просто больше не может рисковать. Не может любить снова, когда уже заплатил такую высокую цену.
Ливень, хлынувший с почерневшего неба, обрушился на Джину сплошным потоком, насквозь промочив ее одежду. Ветер закрутился вокруг нее, пробирая влажным холодом до самых костей. Дрожь охватила ее. Но не только дождь и вечер были тому причиной. Ей стало ясно: то, чего она так хочет, никогда не случится. Пришло время расстаться. Отбросить надежды, что он когда-нибудь полюбит ее.
Настало время отказаться от противозачаточных пилюль.
Медленно поднявшись, она посмотрела на могилы и прошептала:
— Приглядывайте за ним после того, как я уеду, хорошо?
Адам возле сарая седлал свою лошадь, когда Джина подъехала ко двору ранчо. Вид у нее был несчастный, она вся промокла. Адам уже готов был отправиться на ее поиски, что впрочем, было практически бесполезно. Чтобы объехать огромное ранчо Кингов, потребовался бы не один день. И тем не менее он не мог оставаться на месте, потому что эта неизвестность — в безопасности она, или ранена, или бог знает что еще — просто сводила его с ума.
